Другие лошади (сборник) - Александр Киров Страница 2

Дом был крепок, но пуст.

Скорее всего, он перестал быть часовней еще до того, как оказался покинут своими жильцами. Никаких предметов церковной утвари в нем не было и в помине. Зато посреди единственной комнаты стоял крепкий стол и несколько свежих табуретов. Окна не то дома, не то часовни были расположены выше человеческого роста. До потолка здесь было, как успел заметить Штейн, метра три с половиной.

Осмотрев нехитрый интерьер, Ленька отправился гулять дальше, прошел вдоль деревни и оказался у развилки. В кустах увидел останки дорожного столба. Пробравшись сквозь бурьян, без труда отодрал табличку. Надпись на ней от времени стерлась. Но какие-то буквы вполне можно было различить: «С…н…к…»

– Давай пожрем, что ли, еще, пока этот придурок на речку бегает, – предложил Штейн жене, имея в виду Василия Иваныча. – Кормить его каждый раз…

Верочка кивнула и пошла на улицу: за продуктами и за Ленькой. По пути она обвела бдительным оком окрестности в поисках Василия Иваныча, которого Штейны из «подростка» прочно переименовали в «придурка», но не увидела никого. Ленька тоже нашелся не сразу. Искусанный комарами, он примчался откуда-то, держа в руках табличку.

– Где был? – хмуро поинтересовалась мать, вытаскивая из «Джипа» термос, более напоминающий ведро.

– Гулял. Смотри че нашел…

Мать отмахнулась.

Однако отец оказался более внимателен к находке.

– С…н…к… – ни фига не видно. Слушай, у меня же лупа в машине лежит. Мощная! Специально взял.

– Сначала ужин, – веско произнесла Верочка.

– Я чего… Я ничего… Ваське меньше достанется.

Но Васька во время ужина так и не появился.

Чай с бутербродами рубали в полном молчании. Штейну не терпелось лучше рассмотреть табличку, найденную сыном. Ленька поддерживал отца. Верочка думала, как ей все это осточертело.

– Все. Спасибо! – возвестил Штейн и ринулся на улицу.

Ленька помчался следом.

– Лупа… – Штейн хотел что-то добавить, но оглянулся на сына и крякнул. – Вот же она! Давай… Погоди… Свет включу…

Ленька наклонился к табличке и задышал отцу в ухо.

– Че-то проглядывается… Соты… Не… Сото…

Верочка, подошедшая к машине, чтобы сложить в багаж пакеты, тоже наклонилась над артефактом, но тут же отпрянула…

– Ты чего? – хором вскрикнули отец и сын.

– Сотонинска, – выдохнула Верочка и вдруг заплакала.

– Ну урррод! – завопил Штейн и сжал кулаки. – Ну задам я ему… Философская… Филосовская… Куда завез…

– А она Философская и есть, – раздался за спиной у Штейнов виноватый голосок, отчего все трое подпрыгнули и завопили: – Ой!.. Прощенья просим. Тихой сапой подошел. Аки тать в нощи.

– Да какая же она… Философская, – потеряв терпение, вскричал Штейн и схватил Василия Иваныча за грудки.

– Пусти-ка, дядя. Я маленькой, да хваткой, – неожиданно разозлился любитель старины.

Верочка, почуяв неладное, встряла между ними.

Ленька топтался в стороне.

– Понимать надо! – успокаиваясь, взвизгнул Василий Иваныч. – У любой деревни два имени. Одно как прозвище, другомя – в доку́ментах.

– Так Философская же в документах. Сам говорил! – опять вскинулся Штейн.

– Табличку спутали. Хотели переделать, да рукой махнули. Местные знают. Пришлым наплевать. А ты драться, дядя!

Верочка успокоительно положила руку вожатому на плечо:

– Пошли, покормлю, дядь Вась.

– А что? Покормлю – это дело. Да и на Мертвую Голову!

– Нет! – отрезала Верочка. – И Леньку не пущу!

– Ну… Мы это… Вдвоем… – осторожно начал Штейн.

– Мне что… Вдвоем так вдоем! – который раз обиделся Василий Иваныч. – Сами сказали: анти-ре-суемся… И чего…

– Идите. Идите! – махнула рукой Верочка. – Я ничего не говорю. Только вот мне на сегодня приключений хватит. Ладно, пошли ужинать, Мертвая Голова.

Дядя Вася хехекнул и подмигнул насупившемуся Леньке.

Через полчаса Штейн и любитель старины растворились в лесу…

– Ну давай, рассказывай, краевед-любитель.

– Чего рассказывай?

– Про Мертвую Голову.

– А-а… Это знамо. Давай присядем, дух переведем.

Штейн и Василий Иваныч расположились на стволе бурелома.

– Есть время рассиживаться-то? – заворчал Штейн.

– Не бряжжи, паря. Развороты у меня уже не те, – вздохнул любитель старины. – Слушай. Давно дело было. Плыла по реке баржа с купцами. Здесь ить водный путь был. Из Белого моря – в Баренцево. Из Баренцева – в Атлантику…

– Че-то загибаешь ты, Вася, – хмыкнул Штейн, отчего любитель старины вскочил и ткнул себя сухоньким кулачком в чахоточную грудь.

– Я никогда не вру. И ты этого не говори. А только водораздел тут. Один он такой в Расее-матушке. И еще два по миру наберется…

– Все, все, – махнул рукой Штейн.

– И вот шла по реке баржа с купцами, – с трудом отходя от обиды, продолжил Василий Иваныч. – Шла-шла, да и затонула.

– Что, здесь?

– Через версту. Мертвая Голова место и назвали.

Штейн покачал головой:

– М-да. Невеселое место.

С этими словами продолжили путь.

– А река не успокоилась, – чирикал Василий Иваныч, вышагивая рядом с грузным Штейном. – Кажный год здесь кто-нибудь тонул.

– Каждый? – беседа начала утомлять Штейна, и он положительно не понимал, зачем прется туда, куда ведет его «придурок». А ведь еще и обратно шагать.

– И только в одном году утопленников не было, – жутковато вытянул любитель старины.

– В девяностом?

– В одна тысяча девятьсот сорок первом.

– Примета, что ли, какая?

– Да. Ежели купцы к себе никого не забрали, война будет. А опосля войны опять тонули. Потом закрыли купанье здеся. Это при мне уже. Но кто ж караулить зачнет? Всплывали мазурики. Туристы которые. Ой! И засыпать ее хотели. И еще чего… Все бесполезно. А вот и она…

Василий Иваныч и Штейн вышли к Мертвой Голове. Место это не произвело на Штейна не то что особенного, но и вовсе никакого впечатления. Река и река. Быстрая. Порожистая. Значит, есть вьюны. Значит, можно утонуть. Вдобавок берег каменистый. Вода при таком течении должна быть холоднющая.

– Ну и чего ты притащил меня сюда? – повернулся Штейн к Василию Иванычу, но вопрос замер у него в горле. Любитель старины стоял перед ним абсолютно голый.

– А ну айда купаться! – ребячески махнул рукой незатейливый гид. – Водичка лед – яички жмет…