Страх (сборник) - Валерий Белкин Страница 2

– А кто не пьет.

– Я, вот что ты тут делаешь?

– Бомжую.

– Извини, это как?

Не имеется в немецком языке такого всеобъемлющего по своей многозначности слова, пришлось пояснить, «бомжую» – ничего не делаю, никого не жду, никому не обещаю, ни в чем не нуждаюсь.

– Ну что ж, я за тебя.

Он привернул мундштук, щепотку табака положил в трубку, разровнял «золотым» ключиком, я оглянулся: ночь примостилась без приглашения за спинами и вслушивалась в наши беспутные речи.

– Ты здесь работал?

– Угу, учителем.

– Бедняга, хорошая умная профессия. Все еще хлопочешь?

– Да нет, на пенсии.

– И сколько?

Назвал сумму, он всполошился.

– Тебя обманули, тебя обманули! Ты что-нибудь предпринял? Да я получаю больше, чем ты, что же ты сидишь?

Но я никуда не убегал, доверчиво глядел на него.

– Ну вот что, у меня есть замечательный друг, он помогает всем, разбирается в начислении пенсий, мне помог, надо тебя с ним познакомить, сейчас позвоню.

Я ужаснулся, время – второй час ночи, приличные люди спят.

– Йозеф не спит, он чех, знает французский, русский, английский, испанский, был дипломатом во Франции. Жена отравила, хотела состояние прибрать, два года в коме, сейчас почти не движется, но живет.

– Как же так? Ее наказали?

– Йозеф славянин, он так не может, выкарабкался и промямлил, что сам случайно что-то съел, дурак! Она где-то пропала.

Как ни протестовал, он набрал номер, пространно рассказал о моих проблемах, особенно напирал на то, что я русский, сердито попенял другу, что в столь поздний час тот не спит и передал телефон мне, сказав, что Йозеф очень хочет со мной пообщаться. Опасливо прислонил я мобильник к уху.

– Алло.

– Доброй ночьи!

– Доброй! – я обрадовался, голос был мужской, очень добрый, насмешливый и располагающий к владельцу.

– Манфред хороший человек, – я взглянул на Манфреда, – но часто любит прихвастнуть, я давно ничем не занимаюсь, просто лежу и жду. Как ты здесь оказался?

Не вдаваясь в подробности, поведал свою историю.

– Вот видишь, как бросает нас жизнь. Где я только ни был, кого только ни видел, рассказать – десяти томов не хватит. Тысячи женщин хотели меня, а сейчас ни одна женщина не подойдет хотя бы взглянуть на меня.

– Йозеф, какие женщины? Тебе встать надо вначале, а уж потом можно и поговорить о них.

– Ах, перестань, я уже никогда не встану.

– Надо надеяться, – и, как всегда некстати, вспомнились слова молодого немецкого врача: «Надежда вредит здоровью, знание лечит!»

– Надо, было бы на что. Что же ты просидел на такой низкой зарплате, почему не возмущался?

– Я был счастлив, что здесь получил работу, этого достаточно. Вот как ты допустил до такого?

– Я допустил? А не она ли допустила то, что сделала?

Мы все втроем молчали, я чувствовал, что Йозеф улыбается.

– Ну вы, там, мне пора спать, созвонимся?

– Конечно, – заверил я его, – без сомнения.

Манфред потребовал мой номер телефона, я повиновался. Успокоенный и довольный свершившимся, он любовно погладил трубку, обдул, обтер.

– Да, сынок, нет правых, нет виноватых, все несем мы и право, и вину. Убийца, убитый, судья, родные, спроси их, кто виноват, они ответят. Жизнь – одноразовый шприц в задницу.

Как все грустно, как грустно все.

– Да не ешь ты печень…

– Что?

– Печень не ешь, эти животные твари глотают все подряд, печень просто не успевает перерабатывать, и вся гадость там остается. Ешь сердца, – помолчал, – а лучше мозги.

Мне стало плохо.

– Ты что, такой слабый и женат, как же ты живешь с ней?

– Хорошо, – с трудом промолвил я.

Ночь уютно накрыла, сблизила, утешила, ничто не предвещало наступление дня, да и нужен ли он нам!?

Мой новый папа Манфред тщательно смел с платка остатки табака и сигарет в пакет, перетянул резинками и спрятал в портфель. Выпрямился, величественно поднес трубку ко рту, уверенно возжег пламя, почмокал, задымил и медленно, страшась потерять и каплю, втянул живительное зелье, задержал дыхание, усладившись и насладившись.

С сожалением отпустив дым на волю, с болью, понятной только нам, мужчинам, простонал:

– Оргазм!

И я пролил тихие слезы.