Ледоход и подснежники (сборник) - Галина Смирнова Страница 2

Светлым, весенним днём Раиса Митрофановна шла по скверу.

Она шла с работы, где только что закончилась конференция учителей, и где она так замечательно выступила с докладом.

А как на неё смотрел Борис Львович!

Когда-то, в далёкой юности, Раиса Митрофановна и Борис Львович учились вместе в одной группе пединститута, но после его окончания они ни дня не были учителями в школе, а сразу стали работать в РОНО – районном отделе народного образования.

Борис из весёлого фаната The Beatles, высокого, худого, с тёмной шевелюрой до плеч и вечных джинсах, превратился в полноватого, лысого, вальяжного и важного чиновника.

Раиса Митрофановна, тщательно следившая за своей фигурой и внешним видом, особо не располнела, но на свои сорок пять выглядела точно, хотя и молодилась, отдавая предпочтение светлым блузкам и светлым жилетам, которые обычно сочетала с узкими тёмными юбками.

Несмотря на присущую ей интеллигентность и миловидность, её облик мог бы не запомниться и остаться стёртым, если бы не один яркий мазок – волосы, собранные в высокую, подобно пирамиде, причёску, совершенно седые, отдающие холодной голубизной айсберга.

Был тёплый майский день, лёгкий ветерок обдувал лицо свежим дыханием, и на газонах, заросших юной травой, цвели жизнерадостные одуванчики.

Но Раиса Митрофановна не замечала ни шума фонтана, только вчера запущенного после долгой зимы, ни громких голосов малышей на детской площадке, ни строгих окриков мам и бабушек, не слышала воркующих голубей, она шла и вспоминала своё сегодняшнее выступление на конференции учителей, и с каким жаром и энтузиазмом она призывала и отстаивала, убеждала и доказывала всем и каждому высокие идеалы добра и мира, человечности, милосердия и доброты.

Она так разошлась тогда, на трибуне, что чуть было не прослезилась сама, что уж говорить об аудитории, где собрались уставшие от дороги сельские учителя, приехавшие из дальних деревень и небольших районных центров.

Но, несмотря на охвативший её азарт, Раиса Митрофановна изредка поглядывала на Борю, то есть на Бориса Львовича, который временами закрывал глаза, но через несколько минут, встряхнувшись, снова напряжённо слушал очередного оратора на трибуне.

Вдруг что-то ударило об её ногу, наклонившись, Раиса Митрофановна увидела детский мяч красного цвета.

Она подняла его, огляделась и увидела мальчика лет пяти, бегущего к ней:

– Твой мяч?

– Мой.

– А мама где?

– Мама? – переспросил малыш и указал на молодую женщину с коляской, которая спешила к ним. Правой рукой она толкала коляску, а в левой держала большую сумку, наполненную продуктами.

– Спасибо, – она взяла малыша за руку.

– Да не за что. Как тебя звать? – обратилась Раиса Митрофановна к мальчику.

– Игорь.

– Какое имя у тебя хорошее. А маму как?

– Маму? – снова переспросил Игорь.

– Понимаете, я не его мама, его мама уехала на два дня, она моя соседка, вот и попросила посидеть с Игорьком, – женщина вздохнула, – потому что больше просить некого.

Бывают мгновения, за которыми открывается бездна, бездна познания чего-то очень важного, что касается только тебя, и что по разным причинам, а чаще потому что «вот так сложилась жизнь», мы не знаем.

И тайное, скрытое чувство, то ли интуиция, то ли жизненный опыт, то ли чувство самозащиты, или, может быть, «разумная» трусость, отводит нас от края, от «лишнего» знания, и мы замолкаем, трепетно и невольно прислушиваясь к этому странному и вполне ощутимому мгновению, мы уходим, уходим, уходим…

Так и Раиса Митрофановна, вспоминая в будущем это мгновение, понимала: надо было именно тогда прервать разговор с мальчиком и женщиной, прервать и уйти.

Но вместо этого она неожиданно для себя спросила:

– Где же вы живёте?

– Отсюда минут двадцать на трамвае.

– Знаете что… Извините, как вас звать?

– Рита.

– Знаете, Рита, давайте я помогу вам добраться до дома, а то и коляска, и Игорь, и сумка большая с вами, а у меня время есть, – она улыбнулась, – зовут меня Раиса Митрофановна.

Трамвай сонно стоял на остановках и ехал еле-еле.

Пассажиров было немного, напротив Раисы Митрофановны сидел Игорёк, и чем больше она на него смотрела, тем всё больше он казался ей похожим… похожим на её сына Фёдора. Такие же глубокие, синие глаза, такой же нос и подбородок, такие же прямые, соломенного цвета волосы.

Это показалось ей удивительным.

«Бывает же!» – подумала она и спросила:

– Игорёк, а папу твоего как звать?

Но малыш не ответил, отвернулся и стал болтать ногами, глядя в окно на мелькающие дома, машины и деревья, а потом залез в карман своей курточки и вытащил оттуда помятый цветок одуванчика на длинном зелёном стебельке.

– Тебе, – он протянул цветок Раисе Митрофановне.

– Игорёк, взрослых незнакомых людей надо называть на вы, – поправила его Рита.