Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец - Александр Семёнов Страница 2

После занятия вновь переодевались, и за портьерой у мальчиков кто-то шёпотом повторял вариацию: «спин, пол-левого, телемарк», – другие обсуждали машины, работу, но в общем было тихо; зато у девчонок стоял топот, смех, и Виктория Кирсанова, маленькая бандитка, не успевавшая за тренировку выпустить лишнюю энергию, дёргала и теребила Машу Третьякову, которой тех же двух с половиной часов не хватало, чтобы толком проснуться.

По выходным были сказочные конкурсы – они начинались задолго до того мгновения, как зазвучит музыка и пары выйдут на паркет. Сначала надо было сделать причёску. Макияжем Ксения почти не пользовалась: и по годам рано, и мама советовала не портить красоту. Подвести глаза, тронуть блеском щёки – достаточно; но волосы, тяжёлые, шелковистые, не замечали шпилек и заколок, всё норовили рассыпаться по плечам. Приходилось договариваться с ними, заключать хитроумные союзы – работа на всё утро. «Только повыше сделай, не надо на самом затылке», – просила Ксения. «Не дёргайся… не верти головой! можешь хоть минуту посидеть спокойно!» – отвечала мама или бабушка. Ксения рада была бы не вертеть, но в голове уже звучало танго, и мысленно она повторяла новую связку поз, разученную к новому турниру. Это будет в углу возле сцены, как раз на глазах жюри: «slow… slow… дыхание затаили, ждём до последнего… and quickquick!!» «Ну, не тряси головой! – восклицала мама, что-то поправляла, пшикала из баллончика лаком, и через минуту: – А теперь тряхни! Сильнее, не бойся. Держится? Ну, и ладно. В случае чего, гвоздиком прибьём».

Потом было путешествие в зал на троллейбусе и метро; на плече висел широкий портплед с костюмами, и любой встречный мог сразу понять, куда едет эта нарядная, с сияющим взглядом девочка. Ксения чувствовала неловкость, будто она прозрачная в непроницаемом мире, но в последний год решила: «ну, и ладно, что мне до них!» – и перестала стесняться, глядела даже с вызовом.

Были автобусы, поезда, и гостиницы в Москве, Казани, Тюмени, Петрозаводске, даже в Хельсинки. И центром каждого города становился для неё Дворец спорта, и все пути во дворце вели в танцевальный зал.

В зале, за полтора часа до начала – разминка, регистрация. Олег, выждав очередь, приносил матерчатый номер (нечётный – счастливая примета), а потом стоял в раздевалке, растопырив локти, и Ксения прикалывала номер ему к жилетке, засунув под неё ладонь, чтобы не прихватить рубашку или спину. Иной раз колола собственный палец – и не показывала вида. Рубашка Олега была сухая, но во что она превратится после первого же тура! Словно купался в одежде! А вокруг все суетились, нервничали, и рядом ворчливая мама переодевала недоросля с басом и рыжими усиками, ставя его к себе то боком, то спиной.

«Васька мышей не ловит», – говорила о нём Олегова мама, Александра Васильевна…

Последние секунды ожидания, сейчас объявят заход… Двинулись! Аплодисменты, улыбки… не споткнуться бы у всех на глазах! Сидела бы сейчас дома, смотрела мультики… Но всё – она в зале, ладонь в руке партнёра, бежать некуда. Испугавшись этой мысли, вмиг пропадало волнение, становилось легко; а затем – раз, другой, сотый раз повторялось её первое воспоминание, но теперь Ксения была среди кружащихся пар, на неё смотрели, ей хотели подражать… И она понимала, что это не главное. Главными были те минуты, когда она забывала, где находится, – да просто исчезала на время, сама становилась музыкой, летящей над паркетом. Музыка стихала, и так странно было возвращаться, стряхивать напряжение с ног, видеть знакомые лица… «Ну, Ксюха, вы были в ударе, – говорила потом Алина Александровна Черкасова, второй тренер «Фонтана», и, понизив голос, добавляла: – Ты особенно».

…Да, она была в ударе. А теперь – нет. И, наверное, не будет никогда. То, что случилось, – это просто ужасно!.. Всякий раз эта мысль обрывала сказку. Какая-то подлая мысль: прячется, чтобы о ней забыли, а потом раз! – на полном ходу ставит подножку. Лучше и не думать о прошлом, смотреть вперёд. А что там впереди? Пока туман, ещё три года надо ходить в школу…

И всё-таки она поддавалась воспоминаниям, весной стала включать дома танцевальную музыку, летом открыла фотоальбомы, которых накопился не один десяток. Последние снимки были сделаны в сентябре у портнихи: Ксения мерила новые платья. Теперь они – готовые, но так и не повидавшие ни одного конкурса, – висели у неё в шкафу. Вынула, приложила к себе перед зеркалом: уже не годятся, короткие. А вот туфли – как были, впору.

В ящике стола отыскала свой дневник, четыре толстые тетради. Ксения вела дневник с девяти лет, почти каждый день что-то в нём отмечая. Первые записи были скромны: «занимались 8-ю танцами. Всё нормально, только с Олегом поругались», – а назавтра забыли о ссоре. Потом она записывала всё подробнее: разученные движения, забавные случаи, происходившие на занятиях, – среди них и та история с каблуком в Серёжином ботинке. И как однажды влюбилась в парня из другого клуба – на целый сезон, с осени до весны, но никто об этом так и не узнал…

Из тетради выпал исписанный лист – шуточка, ходившая из рук в руки на сборах, в «Лесном» пансионате. Ксения вчиталась, улыбаясь:

Симптомы заболевания «СБТ»: ^[1]