Лето, в котором тебя любят - Игорь Гуревич Страница 2

Книгу Лето, в котором тебя любят - Игорь Гуревич читаем онлайн бесплатно полную версию! Чтобы начать читать не надо регистрации. Напомним, что читать онлайн вы можете не только на компьютере, но и на андроид (Android), iPhone и iPad. Приятного чтения!

Лето, в котором тебя любят - Игорь Гуревич читать онлайн бесплатно

Лето, в котором тебя любят - Игорь Гуревич - читать книгу онлайн бесплатно, автор Игорь Гуревич

– Не ешь грязное! – слышу вдогонку.

3

Я не знаю, не могу уже различить, где в моих воспоминаниях о тебе правда, а где – легенда. Но ведь все легенды – это сконцентрированная правда, приправленная искренней любовью.

Ты был мясник-колбасник – говорят, лучший колбасник Киева! Когда папу вернули служить на Украину, мы ели только твой зельц, твой холодец, твои охотничьи колбаски. Говорят, докторская колбаса – твое изобретение. Ой, я себе представляю, что сейчас начнется где-то в тех местах, которые называются «защита авторских прав»! Ой, да за ради Бога! У нас не осталось патентов, да и разве советская родина их раздавала своим героям? Я не претендую на проценты от товарного знака и продаж. Упаси меня! Но я заявляю все мои права на мою память – память моей семьи, в которой легенда о моем деде гласит: он был лучший колбасник Киева и он создал рецепт докторской колбасы.

Известная драматургическая семья, супруги Александр Корнейчук и Ванда Василевская, чьими именами названы улицы в Киеве, уже после войны в одном и том же бурундучке-ларечке покупали всегда одни и те же колбасы, сделанные одним и тем же мастером – Моисеем Гуревичем…

Ты был из очень бедной семьи. Черта оседлости, двенадцать детей! И все работали всю жизнь с малолетства. В двенадцать ты батрачил на дядю знаменитого тяжелоатлета Григория Новака. Дядя Новака – большой, просто огромный, гренадерского сложения – держал мясную лавку на Бессарабском рынке в Киеве. И пацаненок-батрак Мойша таскал мясные туши и возил их на телеге без скидок на возраст.

А однажды ты таки надорвался и заработал грыжу. Перед самой войной. Ты был бригадиром – старшим мастером колбасного производства. Привезли и скинули с телеги ободранную конскую тушу. И никого не было. И мясо могло испортиться. Ты в одиночку поднял тушу на разделочный стол. А грыжу «переходил», но она еще напомнит о себе. Было тогда тебе под пятьдесят…

Ты был очень сильный. Легенда гласит: еще во времена нэпа, когда ты работал на своих более удачливых родственников все тем же мясником-колбасником, ты на спор переносил фанерный киоск для газированной воды – помните: «Меньше пены!»? Люди зарабатывали на этом споре. Люди, но не ты. Так гласит легенда.

А еще, я слышал своими ушами: ты вдруг за чашкой чая у одной незнакомой тебе до этого старушки впервые в жизни рассказал о себе, похвастался.

Времена все того же нэпа. Вечер. Ты возвращаешься с другом из… оперы. Да-да, ты ходил слушать оперу. Странно, но тогда не крутили американских боевиков. Синематограф демонстрировал всего два-три новых фильма в год. А вот опера, оперетта!..

Я себе представляю: у нас долго хранилась фотография – на ней ты почти молодой, хотя и тогда тебе уже было за тридцать, – перед нэпманским фотографом. Птичка вылетела – и что осталось? Франт с гладко зачесанными темными волосами и усиками, в манишке с бабочкой и приталенном фрачке сидит, забросив нога на ногу, в полосатых брючках-дудочках, ботиночки белые с черными вставками по бокам, в руках – тросточка. Но те же знаменитые уши! Добрейшие уши на свете.

И вот я себе представляю: возвращается такой франт из числа батрачивших на нэпманов-эксплуататоров с товарищем после культурного отдыха в опере… И что же? В темном переулке встретили их урки, и один из них им говорит: «Давайте-таки, гроши». И друг тот, у которого реакция чуть быстрее, ноги чуть длиннее, а сердце нежнее, бежит в тень и оттуда успевает крикнуть очень важную мысль: «Мойша, беги!» Но что делаешь ты? Ты берешь их за шиворот, приподнимаешь над землей, встряхиваешь и стукаешь немножко лбами – и выпускаешь из рук. И они – лежат. И глаза у них немножко закрыты. А ты извиняешься перед Богом и идешь за своим другом.

И чтобы он не слишком пугался и не очень обиделся, отвечаешь ему: «Спасибо, Сеня, за помощь! Уже бегу».

Это ли я слышал своими ушами от тебя? Но глаза мои нарисовали это так, как хотело слышать мое сердце. Ведь ты не будешь сердиться на меня, деда?

4

В годы войны тебя не взяли на войну. Ты тогда уже был стар. Тебя забрали на трудовой фронт. Фронт этот проходил где-то в Средней Азии, в Узбекистане… И ты таки надорвался – и у тебя воспалилась паховая грыжа. И тебе сказали – иди к семье. И ты пошел… Но недавно ты уже проходил этот горький путь…

Семья твоя (моя бабушка и два ее сына, старший – мой дядя, и младший – мой будущий папа) тоже была в эвакуации в Узбекистане. Но между тобой и ними было, может, три раза по сто километров. Твой старший – так гласит легенда – был красив и силен, как ты. И немножко биндюжник, как он сам. И бабушка, встречая его из школы, всякий раз спрашивала: «Что сегодня, Абраша?» И считала за счастье, если ее в школу не вызывают. Но старшего папиного брата боялись все нехорошие люди в округе и любили все друзья и родственники, потому что он был сильным, добрым и справедливым. И никогда ничем не болел. А мой папа, встретивший войну семилетним, рос болезненным ребенком. Бабушка – командир сандружины – вывезла своих на последней машине с ранеными из полуразбомбленного Киева, куда уже входили немцы. И из гражданского населения в последний эшелон не брали никого.

Тогда еще она не знала, что по приезде в узбекский город с непроизносимым названием ее младший сын – мой папа – заболеет тифом, и врач-поляк только посмотрит и скажет: «Не жилец». И будет у него сорок раз по сорок: сорок дней с зашкаливающей температурой. И старший, красивый, сильный брат, никогда ничем не болевший, будет таскать полуживого младшего на закорках в больницу и обратно. И заплатит собственным здоровьем.

А бабушка день и ночь работала на трудодни в колхозе, чтобы им было хотя бы что-то поесть И когда свалился в тифе старший и черная тень простерла крылья над ее двумя сыновьями, она вызвала деда. И его отпустили с трудового фронта на время. Мой папа стал потихоньку оклемываться вопреки прогнозу врача. А старший брат… Это было единственное время, когда мой отец видел своего отца плачущим. Дед сидел денно и нощно у постели умирающего сына, держал его за руку и безмолвно плакал. Просто катились слезы. А пятнадцатилетний мальчик говорил: «Лучше бы я ушел в армию».

А потом мой папа с моей мамой родили и вырастили двух сыновей – меня и младшего брата. И у нас тоже восемь лет разница. И мы родили детей. А дети – внуков.

Но это уже другая история, начало которой там, где сидит наш дед у постели умирающего старшего сына, чтобы жили мы…

Слышите? Метроном: так-так, так-так. Отмеряет отпущенные сроки. И не прерывается род не вопреки, а благодаря любви тех, кто остался в наших легендах. И мы живем за себя и за них. Вечная память тебе, Абрам Гуревич!

…Так гласит легенда, так рассказывает мой папа.

…Моисей Семенович (а по-настоящему Шимонович) идет по дороге к семье. У него воспаленная грыжа, и он не может быстро идти.

Он зарос бородой. В руках у него палка. Он спит, где придется, но он никого ни о чем не просит. Он просто не умеет этого делать. Он только молится Богу перед заходом солнца и ничего не предпринимает в субботу.

У него кончились и деньги, и запасы. Он ест, что подадут. Вечерами он молится Богу, ничего не просит – только благодарит. И идет дальше.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы

Comments

    Ничего не найдено.