Болотное гнездо - Валерий Хайрюзов Страница 2

Сережкин отец Николай Рябцов попал на Релки в начале тридцатых годов. А до того жил в небольшой деревушке Харчей. Как и все деревенские ребятишки, ходил в школу, бегал на охоту, рыбачил. Не думал и не гадал, что вскоре окажется далеко от дома.

Вначале в деревню пришла коллективизация, а за нею голод. Каждый справлялся с бедой как мог, ели лебеду, крапиву, варили очистки и все, чем можно было набить живот. В семье Рябцовых было девять душ: двоих, самых слабых, вскоре отнесли на погост.

Николай был старшим. Прибежав из школы и справив работу по хозяйству, уходил в лес, собирал грибы, ягоды. Однажды взял с собой девятилетнего братишку Леньку. Возвращаясь домой, шли напрямик через убранные колхозные поля. Братишка начал собирать оставшиеся колоски, набрал целую охапку. И тут их застукал бригадир. Ребята бросились бежать. Размахивая бичом, тот с криком поскакал за ними. Ослабевший от голодухи Ленька быстро запарился, начал отставать. Чувствуя спиной лошадиный дух, Колька пропустил брата вперед, толкнул в канаву и упал следом, прикрыв его собой. Озверевший бригадир стал полосовать его бичом. Подняться сам Колька уже не смог. Когда бригадир уехал, братишка выполз из канавы, сбегал в деревню за матерью. Домой Кольку привезли на телеге. Мать, плача, ругала всех на свете, больше всего доставалось мужу, который с кинопередвижкой кочевал по району, агитировал вступать в колхозы.

Дня через два Ленька высадил бригадиру стекла, а на другой день в село приехал милиционер. Мать, когда узнала, побелела лицом, опустилась на лавку, но тут же заметалась по избе, подняла Кольку с кровати и увела к соседке в баню. Через час принесла туда наспех собранную одежонку, краюху хлеба.

– Поезжай в город к Марье, – шепотом говорила она, – писем пока не пиши, после Покрова вернется отец, приедет к тебе.

Так оборвалось его детство. Уезжать из дома не хотелось, но деваться некуда – пожалуй, и правда загребут. Ну что ж, к Марье так к Марье, больше не к кому.

Марья слыла первой деревенской красавицей, кружила головы не только парням, но и женатым мужикам. Ей не было еще шестнадцати, когда выскочила замуж за красного командира Михаила Бутакова, не повезло, тот вскоре погиб на КВЖД. Недолго убивалась по мужу молодая вдова. В деревню приехал поп, борода смоляная, волосы кудрявые. Зачастила Марья в церковь, говорила: ставить свечи за упокой раба божьего Михаила. Но однажды в темный осенний вечер увидели, как, прикрыв платком лицо, шмыгнула Марья в поповский дом. На другой день Колька поймал в силки воробьев, зашел в церковь. Шла вечерняя служба. Марья отмаливала грехи, клала поклоны. Колька подкрался сзади и выпустил воробья тетке под юбку. Будто подброшенная дьявольской силой взлетела Марья над верующими, взревев, заметалась по церкви и, чуть не выбив у батюшки кадило, кинулась вон.

Батюшка прервал службу. Такого скандала в церкви деревня не помнила. Колька, можно сказать, отделался легко, отец выпорол его вожжами и на том неприятности для него закончились. А для Марьи только начались. От пересудов она бежала в город.

Колька попросил мать, чтобы принесла балалайку. Вспомнил, любила тетка слушать его.

Ночью пешком ушел на станцию, а утром сел на проходящий поезд.

Его обокрали перед самым городом, когда, миновав Батарейную, поезд подходил к Иннокентьевской; прихватив свои чемоданы, узлы, пассажиры потянулись к выходу. Те, кто ехал дальше, прилипли к окну. Рядом с железной дорогой расположился цирк «Шапито». Окаказалось, фокусы умеют показывать не только в цирке. Всего одну минуту смотрел Колька в окно, но этого оказалось достаточно, чтобы пропал его мешок. Натыкаясь на пассажиров, он заметался по вагону, затем, ошалев от свалившейся беды, выскочил на перрон. Мешок будто испарился. Поезд ушел, он остался стоять с балалайкой в руке и пришел в такое расстройство, что забыл, куда ехал и зачем. Ему захотелось обратно в деревню к матери. Наверное, он бы вернулся, будь деньги на обратный билет. Зажав балалайку меж ног, он сел на скамейку и расплакался.

Его будут обворовывать потом не раз, будут потери и пострашнее, будут рождаться и умирать дети, на фронте – гибнуть рядом товарищи, и в конце концов отнимут и саму жизнь, но это будет позже. А в тот момент не было человека несчастнее его.

От попутчиков, таких же горемык, как и он сам, Колька узнал: неподалеку от Иннокентьевского монастыря началось строительство мелькомбината, и он намеревался податься туда. Но кто теперь возьмет его без документов?

Марья жила километрах в шести от станции на Релке.

– Дойдешь до Скита, перейдешь через линию и по тропке топай до развилки. Дальше держи правее Иннокентьевского монастыря, – тыкая метлой, напутствовал его подошедший дворник. – Если не утонешь в болоте, часа через два дойдешь.