Рядом с алкоголиком. Исповедь жены - Катерина Яноух Страница 2

И все же я не могла ему отказать. Неужели причина в извечной женской жалости? В стремлении кого-нибудь спасать? Возможно. Но здесь было и другое – я любила его. Я любила Рихарда как человека. Он был выдающейся личностью.

Иногда он не появлялся, но всегда звонил. Звонил часто. Бывало, засыпал на середине фразы. Рассказывал о том, что чувствует, я говорила о себе, и вдруг – в трубке молчание. Алло? Я слышала его дыхание. Алло! Он не отвечал, и я сидела с телефоном в руке. Иногда я долгие минуты слушала, как на другом конце города он отключается, погружаясь в алкогольный сон. Я пыталась представить себе, как он выглядит. Плоский живот без лишнего жира и слишком просторные трусы-слипы. Майка, которую он не успел снять. Лежит на кушетке или в постели? Накрылся одеялом или сидит где-то на полу? Возможно, он позвонил сразу, как только вошел в комнату. Первым делом – к аппарату. Позвонить, чтобы услышать мой голос. Потом заснул и остался лежать там же, в квартире одного из друзей, у которого иногда ночевал. Лежит под журнальным столиком, среди старых газет и коробок из-под пиццы, между пропитанными потом кроссовками и пустыми пивными банками, с телефонным шнуром, обмотанным вокруг шеи. Я откладывала трубку в сторону, а спустя четверть часа, вновь приложив ее к уху, слышала его ритмичное дыхание.

Разве я не видела симптомов? Не замечала тревожных сигналов? Осторожно, этот парень для тебя опасен! Не влюбись! Ну, конечно, все эти приевшиеся предупреждения… Но я ведь не наивная маленькая девочка. Вполне возможно, что именно эти, периодически вспыхивающие сигналы опасности и спровоцировали меня. Я хотела доказать им, что они не властны надо мной. Что им не напугать меня и я не сдамся. Я хотела сама избрать мужчину своего сердца. Я хотела его и никого другого. Все так просто!

Любовь была сильнее, чем все основания для беспокойства. Я влюбилась в Рихарда, хотя мы были такие разные. Честно говоря, мы вообще не подходили друг другу. Может, я хотела «спасти» его? Вернуть к жизни потерянную душу? Не исключаю. Я до конца так и не осознала, что мною двигало, но сказанное выше могло иметь место. Однако проблема состояла в том, что на самом деле Рихард вовсе не выглядел потерянным. Он был сильным и красивым и, казалось, не имел проблем. Он не походил на вечно пьяного попрошайку, к которому испытываешь жалость. Он был выносливым и самоуверенным, всегда делал то, что ему нравилось. И пил, когда ему хотелось. Спрашивается, кто имел право диктовать ему, сколько можно пить? Я считала его бунтарем. Человеком, который никому не позволит командовать собой. В какой-то степени он был составной частью моего собственного протеста. Протеста, который не имел четкой направленности. Разве что против меня самой.

Вначале мы виделись с Рихардом главным образом по вечерам. Дневное время отводилось другим делам. У меня, матери-одиночки, свободного времени было мало, да и Рихард, если честно, не страдал от его избытка. Мне приходилось заботиться о сыне Эдварде, я водила его в садик и забирала домой, писала статьи, вела хозяйство, выкраивая лишь немного времени для себя. Рихард был владельцем магазина грампластинок, а это требовало немалых забот, кроме того, он мотался по клубам и тусовкам. Такой молодой и уже такой занятый. Масса приятелей. Подающие надежды рок-группы, нуждавшиеся в помощи на пути к славе, в том числе и его друзья детства из «The Orphans», которым действительно удалось добиться успеха. То и дело рождались новые проекты и приходилось решать тысячу вопросов. Днем мы жили каждый своей жизнью, и только вечера и ночи были наши.

Он приходил ко мне домой. Всегда. Я оставалась на месте – перемещался он. Где бы я ни находилась, он умел разыскать меня. Расстояние роли не играло.

Словно некий современный бог, он спешил по мостам, мимо многоэтажек, мерцающих огнями, будто предвестник будущих несчастий. Он был солнцем, поднимающимся над горизонтом, солнцем, правда, пока тусклым и чуть заметным, но все же дающим надежду, что скоро станет светло.

Он приехал на велосипеде из южного пригорода. Или из западного? На нем были желтые клетчатые брюки и три майки на пару размеров больше, чем надо. Его бородка была подстрижена так хитроумно, что я от души рассмеялась. Рихард снял свои сношенные кроссовки и положил в сторону пластиковый пакет, из которого торчал велосипедный насос.

– Слушай… – сказал он, весь, как обычно, пропитанный запахом табака и алкоголя. Его волосы были стянуты в хвост при помощи белой ленты, одна нить которой выбилась и резко выделялась на фоне темных кудрей. Волосы пахли пивнушкой и свободой, молодостью, всем тем, что я успела подзабыть.

Он наклонился и привлек меня к себе. Я позволила обнять себя, только теперь, только на этот момент: в его поведении было что-то неотразимое, что-то притягивающее. Жизнь остановилась.

Он прикоснулся к моему лицу. Руки его знали, что им делать. Губы его были колодцем, в который стекли сотни литров пива, но когда он поцеловал меня, я была готова утонуть в нем. Он был нетерпелив и нежен одновременно. И хотел меня. А я хотела его. Его язык ощущался как язык незрелого юноши, но он был мужчиной. До меня он целовался уже, конечно, не раз.

Многие вещи, связанные с алкоголем, казались нам романтичными и забавными. Мы могли шалить по-разному, например, стоя у бара, биться об заклад, кто выпьет больше водки. С этим не было проблем. Прозрачная жидкость, напоминающая средство для дезинфекции, текла в горло. Этот дразнящий маслянистый привкус. Опьянение. Голова и холодна, и горяча одновременно. Ощущение тепла в горле, в животе. Мы развлекались ночи напролет. Позволяли алкоголю очаровывать нас, влиять на нас, соблазнять нас. Спокойно. Расслабься. Выпей рюмочку. Ты человек – пусть ничто человеческое не будет тебе чуждо. Мы пили и были веселыми и свободными людьми без обязательств. Ночь была нашей, и мир пивных был наш.

Рихард знал всех. Он решил создать собственный клуб. Я приобрела право получать все вне очереди. Сидеть на почетных местах в различных салонах для вип-гостей. Пить бесплатно бакарди, джин, кампари – что душа пожелает. В мой почтовый ящик слетались приглашения на новые вечеринки, которые я не посещала раньше. Кому бы это не понравилось? Рихард был из тех парней, с которым в школе мечтала дружить каждая девчонка. Этот мальчик, будь нам по четырнадцать лет, даже не взглянул бы на меня. Но теперь ему было двадцать, мне – двадцать семь, и он взглянул на меня и увидел. Увидел и восхитился мною. Полюбил меня. Я была для него королевой. Разве это не чудо? Любить его было легко и легко не замечать такую мелочь, как чрезмерное пристрастие к выпивке.

Не могу сказать, что мои родители пришли в восторг от моего нового друга. Нет, я бы заведомо говорила неправду, утверждая, что они обрадовались, когда я представила им этого темноволосого юнца в потрепанных джинсах и без высшего образования. Но разве моя мама не заявляла, что все мужчины хороши, если они порядочны? Повара в пиццерии, контролеры на транспорте, полицейские… Профессия роли не играет. Главное, чтобы мой друг был милым порядочным человеком. Наверно, все не так однозначно, когда дело дошло до меня. Но было уже поздно. Что могли сказать или сделать мои родители, чтобы заставить меня отказаться от любви к Рихарду? Ничего. Родители ничего не значат. Они только могут наблюдать, как их дочь выбирает свой собственный путь. А пристрастия Рихарда к алкоголю они вообще не заметили. Мне кажется, мы оба сделали все возможное, чтобы не выдать себя.