Путешествие на высоту 270 - Ахмад Дехкан Страница 2

– Что там написано? От кого это?

Я принялся тереть ее холодные порозовевшие щеки, потом сел, прислонившись к стене. Ройя устроилась на моей правой ноге.

– Али передает привет.

Мать села рядом и протянула мне чашку.

– Остывает.

– Не хочу.

Я скатил Ройю со своей ноги и вышел в другую комнату. Мать посмотрела на меня с удивлением. Ройя сказала, цепляясь за ногу матери:

– Мама, брат поссорился?

Мать ответила:

– Нет, дорогая, почему он поссорился? Ссориться нехорошо.

– Тогда… тогда почему он не поцеловал меня?

Я собрал книги и бумаги и сгромоздил их в угол.

Затем достал учебник по физике из ниши в стене и бросил его на пол. Достал тетради из ящика комода… Развалившись на полу, прочитал в учебнике: Для лучшего понимания происходящего с нами мы должны иметь исчерпывающую информацию. Часть этойинформации можно получить путем измерения. Измерение также играет важную роль в нашей повседневной жизни. Когда мы хотим определить вместимость грузовика…

…Холод забирался в грузовик. Мы сгрудились теснее, чтобы удержать тепло. Один из парней показал на небо и крикнул. Молочно-белый самолет, оставляя в небе дымный след, пикировал на нас. Грузовик встряхнуло. И меня встряхнуло. Подбросило в воздух. Едкий вкус пороха наполнил гортань. Я задыхался…

Я листаю книгу. Читаю четвертую страницу. Что я должен измерить? Какова была вместимость грузовика? Сколько было градусов ниже нуля? Как быстро я летел по воздуху? Вообще, где я был в то время?

Я перевернул страницы обратно и начал с самого начала. Моя носоглотка была полна дыма от пороха. Слова поплыли передо мной, вот они летят между двух насыпей. И Хусейн уткнулся в насыпь лицом. Я схватил его за руку и дернул, чтобы убрать из зоны видимости врага, чтобы мы не были на линии огня. От мочки его уха до кончика подбородка зияла рана, веки дрожали. Кровь и грязь сочились из раны вдоль челюсти, левая бровь начала подергиваться…

Я вновь углубляюсь в учебник. Но голова не работает. Вместо книги я оказываюсь опять на фронте.

– Я тебе чаю налила, вставай.

Я не поднимаю глаз от книги.

– Спасибо, мама.

И тут на меня набрасывается Ройя и шепчет мне на ухо:

– Братик, сделаешь мне корабль?

Мама помогает Ройе подняться.

– Пойдем, доченька. Видишь, брат твой к экзаменам готовится.

Но я перехватываю Ройю у матери.

– Оставь ее, мама! Давай-ка бумагу, сделаю корабль.

Ройя летит к комоду. Изо всех сил выдвигает ящик, тянется на цыпочках внутрь, но ей не достать.

– Постой, сам достану.

Я встаю с пола, и мать предупреждает меня:

– Чай не пролей.

Ройя нетерпеливо ждет, пока я вырву из тетради белый листок.

* * *

Из экзаменационного класса по физике я выхожу на улицу. Смеркается, дует холодный ветер. Жесткие крупицы снега секут лицо. Я застегиваю доверху молнию куртки, а учебник по физике сую за пазуху. Домой идти нет желания. Опавшие листья шуршат под ногами, а снег усиливается. Вся стена вдоль улицы сплошь заклеена плакатами: «Отправка на фронт ста тысяч воинов Мухаммада». Я засовываю руки поглубже в карманы. Передо мной идут по улице молоденький паренек с девчонкой. На ней длинное шерстяное пальто, и я улавливаю запах духов. Навстречу им – трое юношей с учебниками под мышками. Увидев парочку, они начинают шептаться, потом громко хохочут. А один из них смотрит на паренька с девчушкой с завистью. Но до того, как мы сойдемся лицом к лицу, я сворачиваю в переулок. Позади себя слышу насмешливый трескучий звук, издаваемый чьими-то губами. А потом топот бегущих ног…

Я останавливаюсь перед дверью зеленого цвета. Позвонив в звонок, отступаю и смотрю на окно второго этажа. Окно открывает мужчина средних лет в исподней рубахе.

– Слушаю.

– Здравствуйте, господин Асгар дома?

– Нет его, заходите.

Этот мужчина в точности так же долговяз и нескладен, как сам Асгар-ага [1], и исподняя рубаха висит на нем как на вешалке. Подняв глаза к небу, он словно бы считает снежинки.

– Не знаете, когда он вернется?

– Не думаю, чтобы скоро вернулся, позавчера только уехал на фронт.

Я ошеломлен. Холод заставляет мужчину поскорее закончить разговор. Я прощаюсь и ухожу восвояси. И думаю о том, почему же Асгар уехал, не сказав мне. Еще через два квартала я подхожу к дому Ахмада. С ним мы вместе возвращались с фронта. Неужто и он уехал? Я его не видел со времени начала экзаменов. Я точно помню, что мы собирались ехать на фронт вместе. Уже совсем стемнело, и всю землю покрывает тонкий слой снега. Дверной звонок сломан. Ключом я стучу по двери, и девчоночий голос спрашивает:

– Кто там?

– К Ахмаду – дело…

Дверь приоткрывается.

– Здравствуйте, у меня дело к господину Ахмаду.

– Подождите! – торопливо отвечает девочка. – Подождите!

И убегает прочь. Слышу ее крик в глубине дома: «Мама! Мама…»

Потом – топот приближающихся ног. По звуку этих спешащих ног я понимаю, что один тапок женщина потеряла. Зажегшийся во дворе свет освещает сбоку лицо этой пожилой женщины.

– Здравствуйте, хадя [2]-ханум [3]!

Задыхаясь от волнения, она говорит мне:

– Пожалуйста, заходите… Что с Ахмадом?

Из-за ее спины выглядывает девочка. Я спрашиваю:

– Ахмад дома?

– Нет, а что случилось-то? – пожилая женщина сама не своя от испуга.

Мягко и очень размеренно, медленно я объясняю ей:

– У меня дело к Ахмаду. Хотел спросить, дома он или нет?

– Ахмад же на фронте! – отвечает она.

Я ничего не понимаю. Шагаю вперед и недоверчиво переспрашиваю:

– Как на фронте? Когда же он уехал?

Пожилая женщина чуть успокоилась, а девочка скрылась из вида.

– Две недели… Во вторник, две недели назад, уехал…

Я не знаю, что сказать. Прощаюсь и ухожу. На перекрестке установлена палатка помощи фронту. В ней ежатся от холода двое, и снег засыпает сваленные в кучу разноцветные узлы, которые принесли люди. Из динамика слышится голос, агитирующий помогать фронту. А люди проходят мимо, вжав головы в плечи, в воротники пальто. Но прохожих мало – улица почти пуста.