Мы над собой не властны - Мэтью Томас Страница 2

The Guardian

Наверное, самый трагический момент в пьесе Шекспира «Король Лир» — когда Лир, уже теряя рассудок, выкрикивает: «Спаси, благое небо, от безумья! Дай сил: я не хочу сойти с ума!» Отголоски этого ужаса звучат в удивительном по своей мощи дебютном романе Мэтью Томаса «Мы над собой не властны», где один из главных героев в 51 год становится жертвой болезни Альцгеймера.

«Что нам делать?» — спрашивает Эд Лири, услышав диагноз.

«Нести свой крест с достоинством — вот что», — отвечает его жена Эйлин Лири.

Разумеется, это недостижимо. Врач говорит Эйлин: «Его болезнь победить невозможно, и она поражает не только самого больного. Страдают и жена или муж, и дети, и друзья»

Врач прав только отчасти. Ничто не может сломить Эйлин, главную героиню этого масштабного романа, охватывающего жизнь нескольких поколений. Эйлин — на редкость привлекательный персонаж. Умная, ранимая, работящая, мужественная и отзывчивая — читая о ней, мы и восхищаемся, и болеем за нее душой.

Однако было бы несправедливо назвать этот роман всего лишь повествованием о болезни Альцгеймера. Эта книга — хвала человеческому духу, его стойкости и торжеству любви над всеми жизненными невзгодами.

The Washington Post

Мэтью Томас в своем дебютном романе «Мы над собой не властны» знакомит читателя с девятилетней Эйлин Тумулти в 1951 году, когда ей выпало на долю заботиться о сильно пьющих родителях. Мать предостерегает ее: «Никогда не влюбляйся. Только сердце себе надорвешь».

На протяжении более шестисот страниц читатель проживет вместе с Эйлин шестьдесят лет и тоже надорвет себе сердце — хотя в конце его ждет исцеление.

Масштабный, великолепно написанный роман повествует о том, куда человека могут завести амбиции, и показывает классическую «американскую мечту» со всеми сопутствующими ей сложностями.

USA Today

Поколению эпохи беби-бума перевалило за семьдесят, все большее распространение получает болезнь Альцгеймера, и все больше писателей пытаются осваивать эту неизведанную область. Выход в свет самого значительного на сегодняшний день произведения о страшном недуге, смелого и глубокого романа Мэтью Томаса «Мы над собой не властны», — хороший повод заново оценить едва зарождающийся жанр и понять, что могут и чего не могут писатели рассказать нам о судьбе личности в неравной борьбе с болезнью.

Реалистический роман Мэтью Томаса выходит за рамки, свойственные художественной литературе. Подобно Томасу Манну в «Будденброках», автор прослеживает судьбу одной семьи на протяжении трех поколений, сочетая масштабность повествования с поразительной точностью в деталях. Центральное место занимает мучительная болезнь, однако слово «Альцгеймер» возникает всего лишь к середине книги толщиной более шестисот страниц.

Автор уходит от соблазна домыслить то, что лежит «за гранью слов», однако пробуждает воображение читателя. В конечном счете книга не дает ответа на извечный вопрос. Если, пораженные болезнью Альцгеймера, «мы над собой не властны», то кто же властен?

The New Yorker

Посвящается Джой

Любимая, помнишь

того, кто стал твоим мужем? Дотронься,

помоги и мне себя вспомнить.

Стэнли Куниц

Мы над собой не властны: если тело

Страдает, то и разум не в порядке.

У. Шекспир. Король Лир. Действие II, сцена 4 (перевод А. Дружинина)

Отец следил за удочкой, а мальчик поймал лягушку и воткнул ей в пузо рыболовный крючок — хотел посмотреть, что будет. За крючком потянулись склизкие внутренности. Мальчику стало так совестно, что даже затошнило. Он спросил как мог невинней, годятся ли лягушки для наживки. Отец оглянулся и, раздувая ноздри, замахнулся на него банкой из-под кофе. Червяки посыпались во все стороны и быстренько расползлись кто куда. Отец сказал, что так делать очень плохо и что жестокость не прощается даже маленькому ребенку. Потом заставил вытащить крючок и держать судорожно дергающуюся лягушку, пока она не издохла. Затем протянул ему рыбацкий нож и велел выкопать могилку. Говорил отстраненно, как с чужим, будто порвалась между ними невидимая нить.

Закопав лягушку, мальчик еще долго приминал и разглаживал землю. Тянул время. Отец сказал подумать о своем поступке, а сам ушел. Мальчик сидел на корточках, слушал удаляющиеся шаги и глотал слезы. В нос лез глинистый запах прелых листьев. Мальчик выпрямился и стал смотреть на реку. Сумерки вползали в долину. Мальчик понимал, что стоит здесь уже слишком долго, но не мог заставить себя вернуться к машине — боялся, что отец больше не признает за своего. Ничего страшнее представить было невозможно, поэтому он стал бросать камешки в реку, дожидаясь, пока отец за ним не придет. Один камешек ушел в воду без привычного всплеска, за спиной раздалось хриплое кваканье, и мальчик бросился бежать. Отец стоял, прислонившись к капоту, одну ногу упирая в крыло машины, словно готов был так прождать хоть до утра. Он поправил кепку и открыл сыну дверцу. У мальчика все еще был отец.