Она - Банана Есимото Страница 2

В тот беззаботный день нашей послед­ней встречи, когда я и Сёити играли в се­мью, мы с мамой уже собирались уходить, однако тетя окликнула меня и, повернув­шись спиной к заходящему в вечернем са­ду солнцу, сказала:

— Буду говорить тихонько, поэтому ты не показывай виду.

Я поняла только то, что она собирается сказать мне что-то важное, и кивнула.

— Знаешь, я размышляю о том, чтобы удочерить тебя, если когда-нибудь тебе придется нелегко. Только ни в коем случае не говори об этом своей маме. Но я всерьез об этом думаю. Это очень сложно, и важно соблюсти все положенные процедуры, но все же...

Оранжевые лучи заходящего солнца слепили глаза, и тетино лицо я едва разли­чала. Тем не менее поняла, что она говорит серьезно, и ничего не могла возразить. Я не понимала, зачем она говорит мне все это. Однако мне показалось, что, будучи очень проницательной, тетя ощущала досадную тревогу перед смутной неопределенностью, которую я почувствовала после ее слов. В тот момент мы совершенно проник­лись друг другом.

— Помни и ни в коем случае не забывай, что я думаю об этом. Кроме того, здесь ли или где-нибудь в другом месте я в любом случае все подготовлю, чтобы приютить те­бя. Поэтому, если что-то случится, ты все­гда приезжай сюда. На листке бумаги я на­пишу наш адрес и телефон, и он будет хра­ниться во рту вот этой статуэтки.

Сказав это, тетя протянула мне стран­ную, похожую на каппа [2]фигурку не то до­мового, не то какого-то духа, которую я на­шла в тот день в глубине сада и поспешила принести тете.

Сделанная из бронзы, она была очень тяжелой. Когда я обнаружила ее, фигурка была покрыта патиной, но, после того как тетя, между делом болтая с мамой, натер­ла ее до блеска, она стала довольно краси­вой. В приоткрытом рте фигурки белела бумажка. Сама фигурка водяного едва уло­вимо сохраняла тетино тепло. Я бережно прижала статуэтку к груди, а затем поло­жила в свою сумочку.

Разумеется, я ничего не рассказала об этом маме. Когда мама спросила меня, о чем это мы болтали с тетей, я испугалась, но ответила, что тетя просто подарила мне найденную мной фигурку. Мама сказала, что это здорово, и даже не попросила пока­зать ее. Я с облегчением вздохнула. С того момента я бережно хранила тетин подарок.

Спустя некоторое время мама и тетя на­всегда рассорились.

Тетя высказалась по поводу того, что ма­ма развивает свой бизнес, прибегая к ма­гии. Благодаря маминой энергии ее дело здорово расширилось. Поэтому никто в на­шем окружении не решался на подобное. Как мне тогда показалось, тетя весьма дели­катно изложила свои мысли, но мама, при­выкшая к тому, что никто ни в чем ей не пе­речил, очень рассердилась и заявила о раз­рыве всяческих отношений, в том числе и финансовых.

Возможно, чтобы защитить Сёити от маминого гнева, тетя больше не стала нам звонить, а я в конечном счете так и не по­лучила приюта в тетином доме.

— Перед смертью мама не переставала повторять: “В последнее время во сне я ча­сто вижу твою кузину, Юмико-тян. Не ина­че как с ней что-то случилось. Мы с сестрой разругались, но сердце мое постоянно бо­лит оттого, что Юмико-тян с ее чрезвычай­но красивой и чистой душой оказалась вы­кинутой в этот грязный мир. Самой мне уже ничего не исправить, мне нужна твоя помощь. Tы сделаешь это”, — сказал Сёити.

— Если дело касается меня, то и тебе ни­чего хорошего это не сулит, — заметила я.

— Не понимаю, о чем ты, но раз уж я ре­шился прийти сюда, то сразу не уйду, — твердо произнес он и расположился в углу комнаты. Затем его голос смягчился: — На самом деле это была предсмертная воля мо­ей мамы. Она сказала: “Это единственный грех в моей жизни, в котором я раскаива­юсь, и если ты не пообещаешь, что сдела­ешь все, чтобы выполнить мою просьбу, я не смогу умереть спокойно”. Вот почему я, используя все свои связи, упорно искал те­бя, — добавил Сёити.

Сказанное им вернуло меня назад, в на­ше прошлое. Туда, где мы месили лепешки. К тем ощущениям, которые я испытывала, когда мы играли, касаясь плечами.

— Вот уж правда, ты всегда был ма­менькиным сынком, — сказала я.

— Мужчины по большому счету все маменькины сынки, — заметил Сёити. — К тому же после смерти отца я решил, что всегда буду защищать маму, и довольно долгое время помогал ей и решал все свои вопросы сам. Но с тех пор, как начал рабо­тать, я был постоянно очень занят и был вынужден переложить домашние дела на маму. В связи с этим я чувствую свою вину перед ней. И вот теперь хочу использовать выделенное мне время, которое планировал посвятить уходу за больной мамой, на то, чтобы исполнить ее желание. Дело вовсе не в том, что в своей жизни я не видел ничего и никого, кроме мамы, и не в том, что мы были с ней так дружны. — На лице Сёити не наблюдалось ни тени улыбки. — Думаю, твоя мама была такой же — видимо, это специ­фика их воспитания и уклада жизни. Дей­ствительно, в маминых предсмертных сло­вах чувствовалась такая торжественность и озабоченность. Я абсолютно проникся ими и понял: если подобные люди просят тебя о чем-то сокровенном — это серьезно. Интуитивно я уверен, что, если не сдержу обещание, в личной жизни будущее не за­ладится.Как неожиданно... И это несмотря на то, что у тебя самого не было особого жела­ния помогать мне? Несмотря на то, что ты практически забыл о моем существова­нии? — удивилась я.