Фокус - Артур Миллер Страница 2

Теперь, убедившись, что мусорный бак плотно закрыт, он, как обычно, с серьезным видом пошел по улице. Но, несмотря на твердый шаг и уверенно поднятую голову, внутри у него все волновалось и, чтобы успокоиться, он подумал о сидящей на кухне матери, которая ждала приходящую прислугу, чтобы та накормила ее завтраком. У матери были парализованы ноги, и разговаривала она лишь о своих болезнях и о Калифорнии. Он попытался отвлечься мыслями о ней, но по мере приближения к станции подземки, его живот отвердел, и он с готовностью остановился на минуту у магазинчика на углу и купил газету. Он поздоровался с владельцем магазинчика и, стараясь не коснуться его рук, дал монету. Ничего ужасного не произошло бы, если бы он прикоснулся к ним, но это было нежелательно. Ему нравился исходящий от мистера Финкельштейна характерный запах застарелой пищи. Он не хотел касаться этого запаха. Мистер Финкельштейн как обычно поздоровался в ответ, мистер Ньюмен свернул за угол и, пройдя несколько метров, остановился на секунду, чтобы крепче взяться за поручень ведущей в подземку лестницы и пошел вниз.

Он тщательно ощупал прорезь на турникете и только после этого опустил туда монету, хотя, стоило лишь наклониться, и все было бы гораздо проще. Ему не хотелось, чтобы его увидели со склоненной головой.

Выйдя на перрон, он свернул налево и, не спеша, пошел дальше, отметив про себя, что большинство людей как обычно столпилось в центре. Он всегда проходил к началу перрона, – они поступали бы так же, если бы им хватило наблюдательности заметить, что передний вагон всегда свободнее других. Отойдя метров на двадцать, от ожидающих поезд людей, он постепенно замедлил шаг и остановился возле ближайшей металлической опоры. Он как бы случайно повернулся к ней, и внутренняя поверхность металлической двутавровой балки оказалась на расстоянии вытянутой руки от его лица.

Сильно прищурившись, он сфокусировал взгляд. Поднимая и опуская голову, он осматривал выкрашенную белым опору. Затем он остановился. Там было что-то написано. Он начал читать и от предвкушения чего-то особенного его бросило в жар. Между строк расписания движения поездов было торопливо написано карандашом «Позвони LA4-4409 – красивая и покорная» . Как и много раз до этого, он стоял, размышляя, действительно ли это приглашение или просто шутка. На него повеяло приключением, и он представил какие-то роскошные комнаты… сумрак и запах женщин.

Его взгляд опустился еще ниже. Умело нарисованное ухо. Несколько «галочек». Он почувствовал, что сегодня ему повезло. Опоры, как правило, тщательно мыли до его прихода. Он на секунду задержал взгляд на надписи «Меня зовут НЕ ЭЛСИ», покачал головой и едва не улыбнулся. Как сердито Элси, или как ее там, написала это. Почему ее называли Элси? подумал он. И где теперь была эта Элси? Спала ли она где-то? Или шла на работу? Была ли она счастлива сейчас или грустила? Мистер Ньюмен почувствовал связь, единение с людьми, которые, как ему казалось, искренне высказывались на опоре. Он как будто читал чужое письмо…

Его голова замерла. Вверху печатными буквами было аккуратно выписано: «Жиды затеяли ВОЙНУ» . Немного ниже: «Смерть жидам смерть жи» . Очевидно, автора прервал подошедший поезд. Мистер Ньюмен глотнул слюну, не отводя глаз, как будто попал под воздействие гипнотизирующего излучения. Сверху, на призыв к убийству указывала стрелка с восклицанием «Фашисты!».

Он отвернулся от опоры и перевел взгляд на рельсы. Его сердце увеличилось, дыхание участилось от приятного возбуждения вызванного пульсирующей в воображении опасностью. Он чувствовал себя так, будто только что стал свидетелем жестокой кровавой драки. Даже окружающий опору воздух знал о бесшумной, но ужасной схватке. Ночью, когда наверху спокойно ездили по улицам машины и беззаботно спали люди, здесь, внизу происходили мрачные события, после которых оставались только их следы.

Он застыл как вкопанный. Ничто из прочитанного прежде не забирало его так мощно, как эти наспех написанные угрозы. Для него они были чем-то вроде немого свидетельства, машинально начертанного городом во время сна, тайная газета, которая публикует сокровенные, не разведенные эгоизмом и желанием соблюсти хороший тон, мысли людей. Он как будто заглянул в неуловимые прежде глаза города и увидел его истинную суть. Отдаленный грохот приближающегося поезда привел его в чувство.

Он снова начал поворачиваться к опоре, когда возле него остановились две сильно пахнущие вишневым мылом женщины. Он посмотрел на них. Почему же, размышлял он, все эти надписи всегда бывают сделаны крайне невежественными людьми? Вот, эти женщины, ведь они разделяют негодование авторов этих призывов, и все же только людям низших классов дано выйти вперед и произнести правду. Воздух заволновался и забурлил у него в ногах, когда поезд как патрон в ствол начал входить в цилиндрическое помещение станции. Мистер Ньюмен сделал шаг назад и прикоснулся локтем к платью одной из женщин. Аромат вишни усилился, и ему стало приятно, что она следит за собой. Ему нравилось ездить с людьми, которые следят за собой.

Двери с шипением открылись и женщины вошли в вагон. Мистер Ньюмен немного отстал и осторожно пошел за ними, помня, как на прошлой неделе поторопился и налетел на не открывшиеся еще двери. Он ухватился за гладкий прохладный поручень, и его лицо даже чуть порозовело от этого воспоминания. Кровь в жилах побежала быстрее. После того как поезд тронулся, он опустил руки и вытряхнул белые манжеты из-под рукавов пиджака. Поезд несся к Манхеттену. Неумолимо, безжалостно, поезд вез его туда и он на минуту прикрыл глаза как будто для того чтобы успокоиться и справиться со страхом.

Газета до сих пор торчала у него под мышкой. Вспомнив о ней, он развернул ее, и сделал вид, что читает. Крупных заголовков не было. Все расплылось у него перед глазами. Притворившись, что поглощен чтением, он выглянул из-под края газеты на сидящего перед ним пассажира. Кепка рабочего. Грязная водонепроницаемая куртка с вязаным воротом и манжетами. Глаз мужчины видно не было. Наверное, маленькие, решил он. Украинец или поляк… неразговорчивый, тяжело работающий, предрасположенный к крепким напиткам и тупости.

Он перевел взгляд на человека рядом с рабочим. Негр. Он посмотрел дальше и обомлел. Забыв обо всем, он даже попытался шагнуть ближе. Сидевший там мужчина был для него как редкостные часы для антиквара. Мужчина степенно читал «Таймс». У него была светлая кожа, гладкая прямая шея, волосы под новой шляпой, очевидно, были светлыми. Прищурившись, мистер Ньюмен высмотрел у изучаемого объекта мешки под глазами как у Гинденбурга. Рот ему не удалось разглядеть, поэтому он придумал его сам – широкий, с пухлыми губами. Он удовлетворенно расслабился, как всегда, когда играл по пути на работу в эту тайную игру. Возможно, во всем поезде только он один и знал, что этот светлокожий господин с большой головой был не шведом, не немцем, не норвежцем, а был евреем.

Теперь он пристально посмотрел на негра. Когда-нибудь, подумал он, – так было всякий раз, когда ему попадалось негритянское лицо – когда-нибудь он обязательно научится разбираться в черномазых. Конечно, это представляло чисто академический интерес, потому что для работы такие познания были бесполезны, но, все же…