Эта русская - Кингсли Эмис Страница 2

– Знакомство с текстом не должно ограничиваться сюжетом.

– Ну, помилуй, в нашем заведении студенты этим явно не ограничатся. Да и сюжет подчас бывает важен и интересен. До такой степени, что некоторые возможно, засядут за книгу по-русски.

– Предварительно поучив язык на каких-нибудь краткосрочных курсах, да? – Ричард осушил свой стакан. – Тебе не хуже моего известно, что у Достоевского каждая фраза написана так, как мог написать только он. В переводе, даже в самом лучшем переводе, это пропадает.

– Тогда, позволь спросить, зачем тебе было переводить Александра Блока?

– Кроме всего прочего, затем, чтобы подтвердить безусловную справедливость вышесказанного. Да брось ты, Тристрам. Неужели… да я уверен, тебе тоже противно думать о том, что юные оболтусы, прочитав русского классика по-английски, станут говорить себе: ну вот, одолел, превзошел, усвоил, – хотя что он на самом деле усвоил? Бледный, искаженный, уменьшенный список с реальности. Или, может быть, они успокоятся на том, что хоть и не знают романа, зато знают, о чем он. Ужас. Прости, я должен был это сказать, хотя и сознаю, что ты…

– Слышал это и раньше, пусть не в столь резких выражениях. Да. – Покряхтев и побарахтавшись с большей целенаправленностью, Халлет наконец сумел выбраться из кресла. – Я вот что тебе напоследок скажу. Ты попусту тратишь слова, и я это знал с самого начала. Даже самый образованный и самый мудрый человек не в состоянии встать на пути регресса. Или это я уже тоже говорил?

– Значит, по-твоему, мне надо бросить эту затею?

Халлет как раз начал выражать свое несогласие, когда наружная дверь рывком отворилась и в комнату, походя постучав, вошел щуплый светловолосый молодой человек лет тридцати. Это был упоминавшийся раньше Дженкинс, самый молодой преподаватель кафедры.

– Здравствуйте, Нейл, – ровным голосом проговорил Халлет, – А мы думали, вы уже уехали.

– Почти уехал. Следующая остановка Хитроу, потом прямиком в старушку Москву. Просто заскочил подкрепить силы перед дальней дорогой. Ну и попрощаться, конечно.

– Вам повезло, что вы нас застали, – заметил Ричард.

– Да, очень жаль, что я пропустил заседание. – У Нейла был провинциальный выговор, и только внушительный список академических успехов открыл ему, несмотря на это, путь на кафедру – Как оно прошло? Вижу, вам удалось невредимыми выйти из боя.

– Вам передадут протокол, – отозвался Халлет.

– А их по-прежнему ведут? Ну, с этим можно не спешить, по крайней мере в моем случае. У меня впереди полтора месяца блаженной свободы.

– Довольно курьезно звучит, если учесть, куда вы едете, – заметил Ричард.

Прежде чем ответить, Нейл Дженкинс поставил выданный ему стакан на узкий низенький столик, оценил расстояние до ближайшего кресла-раскоряки и легким скачком метнул туда свое тело. Это действие сопровождалось его характерным, отрывистым смешком, звучавшим почти непрестанно. Смешок повторился, когда Дженкинс перевел взгляд с Ричарда на Халлета и обратно, впрочем, в этом не было ничего непочтительного.

– Пожалуй, – проговорил он. – Пожалуй. Я прилагаю массу усилий, чтобы по прибытии на место как можно сильнее удивиться.

– Вы только в Москву или еще куда-нибудь? – спросил Халлет.

– Еще в Киев, разве я не говорил? Развлечение похоже, будет по полной программе. Одна ложка дегтя в бочке меда: я вряд ли увижу дивную Данилову. – После короткой паузы и парочки смешков Дженкинс пояснил: – Анну Данилову, поэтессу, то есть, я хотел сказать, поэта. Вы, конечно, слыхали, что она здесь?

– А, эта, – проговорил Халлет. – Юное скандальное дарование?

– Сколько я знаю, со скандалами покончено. Она утихомирилась. Уважаемый деятель искусств и все такое прочее.

– Кто это вам сказал?

– Не помню, Ричард. – Дженкинс опять перевел взгляд с одного на другого. – Все говорят. То есть те, кто не так привередлив по части художественных достоинств, как вы. Без этих вечных: «Да она ведь совсем бездарна, да он ведь совсем бездарен». Это, конечно, не мое дело, но вам не кажется иногда, что вы много теряете?

Ответа не последовало. Халлет проговорил:

– Возможно, стоит устроить ей творческий вечер, раз уж она здесь.

Вскоре после этого Дженкинс откланялся.

– А все-таки согласись, он довольно симпатичный. И действительно большой знаток Пушкина.

– Совершенно согласен. И все-таки я бы ни за что не взял на себя ответственность за его поведение в Москве.

– Ты что, не помнишь себя в его возрасте? Любой человек старше сорока казался не то чтобы старикашкой, а страшным занудой. Кстати о занудах, я ведь собирался пробрать тебя не только за то, что ты как клещ вцепился в свои русские тексты, но и за злостное нежелание пойти на компромисс. Тебе не кажется, что лучше спасти хоть какие-то обломки кораблекрушения, пока еще есть что спасать? Умей приспосабливаться – так это, кажется, теперь называют.

– Это призыв к попустительству. Совершенно бессмысленный.

– Может, и так. Ну что ж, удачи тебе, Уинстон. – Почему-то в этот момент борода Халлета приобрела особенно нелепый вид. – Вся беда в том, что тебя некому поддержать.

– В каком смысле?

– Даже моя поддержка – в том смысле, что я с тобой не согласен, но не пытаюсь тебе мешать, – не вечна. Я хочу сказать, что я не вечно буду сидеть в своем кресле. Ты и не догадываешься, до какой степени не вечно. Черт. Ричард, я просто пытаюсь сказать, что, как ни грустно, я, возможно, уйду на пенсию в конце года, уж никак не позже конца следующего.

– Надеюсь, не из-за здоровья.

– Нет. Вернее, не только.

– Это очень грустно, Тристрам.

Ричарду действительно было грустно. За одиннадцать лет работы он привык к Халлету и искренне восхищался его неколебимой приверженностью собственным принципам.

– Спасибо. Я уведомлю тебя и о сроках, и о причинах, когда все немножко прояснится. Но как бы то ни было, без меня тебе придется туго. Трудно вообразить себе нового заведующего, который станет потворствовать твоему преподаванию русских авторов на русском.

– Или заведующую.

– Тем более заведующую. Кстати, пока не забыл, тебя просили забрать записку из центра перераспределения информации, или как там теперь называют будку привратника.

Через несколько минут, после нисходящего путешествия на лифте мимо непостижимых картин научной жизни на других этажах, Ричард шагал по тесному, мощенному камнем дворику к главным воротам. Его довольно высокая, довольно мрачная, внушительная фигура с привычно опущенной головой достигла входа в каморку привратника под часовой башней. Отсюда, подняв глаза, он увидел двух девушек, судя по виду студенток, ему незнакомых, которые приближались к нему со стороны улицы. Одна промелькнула и тут же исчезла, другая оказалась блондинкой с длинными прямыми волосами, в узкой голубой юбке. В этот момент грузовик, кативший мимо метрах в десяти, громко фыркнул или хрюкнул – словом, издал не свойственный грузовикам звук Ричард отвлекся, и блондинка прошла мимо раньше, чем он успел снова на ней сосредоточиться. Да, вид на голубую юбку сзади был даже более впечатляющим, но на Ричарда словно повеяло предостерегающим холодком старости. Ему всего сорок шесть, а уж гудок грузовика способен отвлечь его от такого достойного внимания зрелища. А ведь в былые времена он бы и бровью не повел, столкнись рядом два самосвала. Или, может быть, сами по себе такие мысли – признак старения? Ричард покачал головой и свернул в каморку.