Горизонт - Патрик Модиано Страница 2

— Ну что, неужели вам не хочется стать своим в Веселой Компании?

Меровей настаивал, наступал на Босманса все более задиристо, явно нарывался на ссору. Двое других уже приготовились наблюдать за поединком на боксерском ринге, похожий на бульдога брюнет чуть заметно усмехался, блондин в затемненных очках оставался невозмутимым.

— Видите ли, — спокойно объяснил Босманс, — закрытая школа и казарма привили мне стойкое отвращение к любым компаниям.

Меровей, сбитый с толку неожиданным объяснением, зашелся старческим смехом. Тему разговора тотчас сменили. Начальник с важностью сообщил Босмансу, что два раза в неделю они посещают гимнастический зал. Осваивают различные виды борьбы, включая французский бокс и дзюдо. У них даже есть учитель фехтования. А по субботам «участвуют в кроссе» или «выходят на гаревую дорожку» в Венсенском лесу.

— Неплохо бы и вам заняться спортом вместе с нами…

Босмансу показалось, что это не предложение, а приказ.

— Уверен, вы мало времени уделяете физическим упражнениям…

Начальник смотрел ему прямо в глаза, и Босманс не без труда выдержал его взгляд.

— Ну что, пойдете с нами в гимнастический зал?

Широкое бульдожье лицо просияло.

— На следующей неделе, согласны? Я запишу вас в тот, что на улице Комартен, хорошо?

На этот раз Босманс не сумел отказаться. Настойчивость начальника в самом деле оживила в памяти далекое прошлое: закрытую школу и казарму.

— Хоть вы и утверждали только что, будто ненавидите любые компании, — раздался высокий резкий голос Меровея, — однако общество мадемуазель Ле Коз вам не претит?

Услышав бестактное замечание, остальные смутились. Меровей по-прежнему улыбался, но и он побаивался, не рассердится ли Босманс.

— Нет, не претит отнюдь. Вы совершенно правы, — кротко отозвался тот.

Вышли из кондитерской и распрощались. Веселая Компания вскоре затерялась в толпе; начальник и блондин в затемненных очках шли рядом. Меровей немного отстал, несколько раз обернулся и помахал Босмансу. А что, если память его подводит? И они расстались не у дверей кондитерской, а возле конторы около семи в один из вечеров, когда он поджидал Маргарет Ле Коз?

Несколько лет спустя часа в два ночи Босманс подъехал на такси к перекрестку авеню Франклин-Рузвельт и улицы Колизей. Зажегся красный свет, и шофер затормозил. На краю тротуара прямо перед ними неподвижно стоял окоченевший человек в легком черном плаще и плетеных сандалиях на босу ногу. Босманс узнал Меровея. Осунулся, наголо острижен. Застыл на своем посту и заученно улыбался каждой из редких в поздний час машин. Ощеривался. Будто соблазнял клиентов-покойников. Январь, отчаянный холод, тьма. Босманс хотел подозвать его, расспросить, но подумал, что Меровей не вспомнит, кто он такой. Пока машина не свернула на круг, Босманс все смотрел на него сквозь заднее стекло. Неподвижная фигура в черном плаще приковывала взгляд, внезапно ему пришел на ум пухлый белокожий юнец, часто сопровождавший Меровея и беспредельно обожавший его. Что с ним сталось?

В памяти толпились десятки, сотни призраков, подобных Меровею. По большей части они так и остались безымянными. И тогда приходилось записывать в блокнот отдельные приметы. Молодая брюнетка со шрамом в определенный час встречалась ему в метро на линии Порт-д'Орлеан — Порт-де-Клиньянкур… Зачастую только названия улиц, станций, кафе спасали тени от забвения. В разных частях города, то на улице Шерш-Миди, то на улице Альбони, то на улице Корвизар, он видел бездомную в габардиновом пальто, похожую на старый неуклюжий манекен…

Его удивляло, что в огромном Париже, где жителей миллионы, можно несколько раз столкнуться с одним и тем же человеком, причем через немалые промежутки времени и в местах, достаточно далеких друг от друга. Он обратился за разъяснением к приятелю — тот пытался выиграть на скачках с помощью теории вероятности, то есть изучал номера «Пари-Тюрф» за последние двадцать лет, полагая, что отыщет закономерность. Увы, приятель не сумел ответить. В конце концов Босмансу подумалось: наверное, судьба иногда проявляет настойчивость. Посылает дважды или трижды возможность с кем-то заговорить. Не воспользуешься, тебе же хуже.

Как называлась та контора? Что-то вроде «И. о. Ришелье». Да, пусть будет так: «Временно исполняющие обязанности Ришелье». Она располагалась на улице 4 Сентября в огромном здании, где прежде печаталась газета. В кафетерии на первом этаже он несколько раз дожидался Маргарет Ле Коз, потому что зима в том году была суровая. Но ему больше нравилось ждать ее на улице.

В первый раз он даже поднялся к ней наверх. Прошел мимо громоздкого лифта светлого дерева. Направился к лестнице. На каждую площадку выходила двустворчатая дверь с табличкой, названием той или иной фирмы. Увидев «И. о. Ришелье», он позвонил. Дверь открылась сама собой. В глубине за перегородкой с витражным верхом, похожей на витрину, Маргарет Ле Коз склонилась над письменным столом, так же как все вокруг. Он постучал по стеклу, она посмотрела на него и знаком велела дожидаться внизу.

Босманс всегда становился поодаль, с краю тротуара, чтобы его не унес поток многочисленных служащих — они заканчивали работу одновременно по звонку, резкому и пронзительному. Первое время он боялся, что пропустит Маргарет, не разглядит в толпе, и просил надеть что-нибудь яркое, бросающееся в глаза, красное пальто, например. Ему казалось, будто он встречает кого-то на вокзале, стоя возле прибывшего поезда и вглядываясь в проходящих пассажиров. Их все меньше и меньше. Вот из последнего вагона выходят те, что замешкались, но надежда еще остается…

Недели две она проработала в филиале «И. о. Ришелье», неподалеку от основного здания, возле церкви Нотр-Дам-де-Виктуар. Он неизменно ждал ее в семь часов вечера на углу улицы Радзивилл. Глядя, как Маргарет Ле Коз идет ему навстречу одна, появившись из дверей первого дома справа, Босманс понял, что она тоже сторонится теперь скопления людей, — страх, что ее проглотит толпа, не отпускал и его с момента их первой встречи.

В тот вечер на площади Опера собрались демонстранты, они стояли на газоне, а напротив них растянулись цепью вдоль бульвара солдаты роты республиканской безопасности, видимо, в ожидании правительственного кортежа. Босмансу удалось пробраться к входу в метро до того, как между ними произошло столкновение. Но спуститься он не успел — оттесненные солдатами демонстранты хлынули вниз по лестнице, сметая впереди идущих. Он едва не упал и невольно потащил за собой какую-то девушку в плаще, потом бегущие вжали их в стену. Завыли сирены полицейских. Босманса и девушку чуть не раздавили, но внезапно напор толпы ослаб. Хотя людей в метро было по-прежнему много. Час пик. Потом они ехали в одном вагоне. Там, у стены, девушку ранили, из рассеченной брови текла кровь. Через две остановки они вышли вместе, он повел ее в аптеку. Так они и шагали рядышком. Бровь в аптеке заклеили пластырем, пятно крови осталось на воротнике плаща.

Тихая улочка. Кроме них, ни единого прохожего. Смеркалось. Улица Синяя. Название показалось Босмансу вымышленным, ненастоящим. Он даже подумал, не привиделось ли ему все это во сне. Однако много лет спустя он оказался случайно на улице Синей и замер, пораженный внезапной мыслью: «Отчего все уверены, будто незначительные слова, которыми обменялись двое в момент знакомства, тают в пустоте, словно их и не было вовсе? Неужели смолкли навсегда голоса, телефонные разговоры за целое столетие? Исчезли миллионы секретов, сообщенных шепотом на ухо? Пропали обрывки фраз, бессмысленные и потому обреченные на забвение?»