Шестьдесят рассказов - Дино Буццати Страница 2

Арестованный на улице городка и осужденный только за контрабанду — ибо остался неопознанным, — атаман разбойников Гаспар Планетта три года просидел в тюрьме.

Он вышел оттуда другим человеком: болезнь иссушила его, он зарос бородой и походил больше на убогого старикашку, чем на знаменитого атамана, лучшее ружье тех мест, никогда не дававшее промаха.

Так вот, уложив свои пожитки в мешок, он отправился в Монте-Фумо, где располагалось его царство и где он оставил своих товарищей.

Было июльское воскресенье, когда он вступил в долину, в глубине которой стоял их дом. Лесные тропинки не изменились: вот он, зацветший пень, а там такой знакомый причудливый камень. Все как прежде.

День выдался праздничный, и разбойники сидели дома. Подойдя ближе, Планетта услышал голоса и смех. В отличие от того времени, когда он был тут хозяином, дверь оказалась заперта.

Он постучал. В доме затихли. Потом спросили:

— Кто там?

— Я из города, — ответил он. — От Планетты.

Ему хотелось сделать им сюрприз, но, когда они ему открыли и вышли навстречу, Гаспар Планетта сразу понял, что его не узнали. Только старый, отощавший пес Рожок бросился к нему с радостным лаем. Поначалу его старые товарищи — Козимо, Марко, Плющ — да еще три-четыре незнакомых парня сгрудились вокруг него, расспрашивая о Планетте. Он сказал, что познакомился с их атаманом в тюрьме, что Планетту освободят через месяц и тот, мол, послал его сюда разузнать, как идут дела.

Однако через некоторое время разбойники утратили всякий интерес к пришельцу и под тем или иным предлогом разошлись по своим углам. Только Козимо продолжал разговаривать с ним, все еще его не узнавая.

— А когда он выйдет из тюрьмы, что он собирается делать? — спросил Козимо, имея в виду бывшего атамана.

— Что он собирается делать? — переспросил Планетта. — А разве он не может вернуться сюда?

— Конечно, конечно, почему же нет? Но я подумал о нем, я подумал… Тут многое переменилось. Ему захочется опять командовать, это понятно, а я уж не знаю…

— Чего ты не знаешь?

— Не знаю, согласится ли Андреа… как бы чего не вышло… По мне, так пусть возвращается, мы с ним всегда ладили.

Так Гаспар Планетта узнал, что новым атаманом стал Андреа, один из прежних его товарищей, которого он, правда, всегда считал большой скотиной.

Дверь широко распахнулась, и Андреа остановился посреди комнаты. Планетта помнил ленивого верзилу, а теперь перед ним стоял грозный разбойник со свирепым взглядом и пышными усами.

Андреа тоже его не признал.

— Вот оно что, — сказал новый атаман, узнав о Планетте. — А чего ж он не бежал из тюрьмы? Ведь это так просто. Марко тоже упрятали за решетку, но он не пробыл там и недели. И Стелла бежал без труда. А уж ему-то, атаману, сидеть в тюрьме вроде бы и вовсе не пристало.

— Теперь там, к слову сказать, не то, что прежде, — ответил, плутовато улыбаясь, Планетта. — Теперь там побольше часовых и решетки заменили. Словом, ни минуты без присмотра. А кроме того, приболел он.

Так он сказал, но, говоря это, понимал, что отрезает себе пути назад: атаман не может дать себя арестовать, а уж тем более просидеть в тюрьме целых три года, как последний бродяга. Он понимал, что состарился, что ему тут не место, что звезда его закатилась.

— Планетта мне сказал, — устало продолжал он, — он, всегда говоривший бодро и весело, — Планетта сказал мне, что оставил здесь своего коня, белого коня по кличке, если не ошибаюсь, Поляк, у него еще нарост под коленом.

— Ты хочешь сказать, был нарост? — вызывающе спросил Андреа, начинавший догадываться, что перед ним сам Планетта. — В том, что конь издох, мы уж никак не виноваты.

— Он мне сказал, — спокойно продолжал Планетта, — что оставил здесь свою одежду, фонарь, часы. — И тут он чуть-чуть улыбнулся, подойдя к окну, чтобы все могли получше его разглядеть.

И они его разглядели, они узнали в этом тощем старикашке то, что осталось от их атамана, от знаменитого Гаспаpa Планетты, лучшего и когда-то всем известного ружья, ни разу не давшего промаха.

Однако никто не показал виду. Даже Козимо не осмелился и слова произнести. Все притворились, будто не узнают его, потому что тут был Андреа, новый атаман, которого они боялись. Андреа держался так, словно бы ничего не понимал.

— Его вещей никто не трогал, — сказал Андреа, — они должны лежать вон в том сундуке. Но я что-то не слыхал о его одежде. Может, ее кто износил?

— Он сказал мне, — невозмутимо продолжал Планетта, но теперь уже без улыбки, — он сказал, что оставил здесь свое меткое ружье.

— Его ружье по-прежнему здесь, — ответил Андреа, — и он может забрать его когда угодно.

— Он говорил мне, — продолжал Планетта, — он часто говорил мне: кто знает, как там обращаются с моим ружьем, как знать, не найду ли я, вернувшись, вместо него ни на что не годную железяку. Он был очень привязан к своему ружью.

— Я пару раз пострелял из него, — признался Андреа, и в его голосе прозвучал вызов. — Но ведь не съел же, черт побери!

Гаспар Планетта снова уселся на скамью. Он почувствовал, что у него опять начинается приступ лихорадки: не бог весть какая болезнь, но голова стала мутной и тяжелой.

— Скажи, — обратился он к Андреа, — ты мог бы показать мне его?

— А ну-ка, — сказал Андреа, делая знак одному из тех новых разбойников, которых Планетта не знал, — а ну-ка подай сюда ружье.