Мальчик, который видел демонов - Кэролин Джесс-Кук Страница 2

Мы репетируем эту пьесу в оперном театре Белфаста, и это здорово, потому что от моего дома мне идти туда десять минут, и я репетирую каждые четверг и пятницу после школы. Джо-Джо говорит, что я даже могу придумывать собственные шутки. Думаю, этот анекдот даже смешнее, чем последний, о старухе и орангутанге. Я рассказал его маме, но она не засмеялась. Опять грустит. Я начал спрашивать, чего она такая грустная, и всякий раз причина другая. Вчера она грустила, потому что почтальон задержался, а она ждала важное письмо из социальной службы. Сегодня – закончились яйца.

Я не могу найти более глупой причины для грусти. Задаюсь вопросом, то ли она мне лжет, то ли действительно думает, что этого повода вполне достаточно, чтобы рыдать каждые пять секунд. Дело в моем отце? Этим утром я хотел спросить, но со мной приключился «Сон пробуждения», как это называет лысый психотерапевт, и я вспомнил моего отца в тот раз, когда он заставил маму расплакаться. Обычно она очень радуется, когда он приходит домой, а случается такое нечасто, красит губы и взбивает волосы вверх, отчего они становятся похожими на мороженое, и иногда надевает темно-зеленое платье. Но в тот раз, когда отец пришел, мама плакала. Я помню, как сидел рядом с ними, видел вытатуированного на его левом предплечье человека, который, по словам папы, сознательно уморил себя голодом. Он говорил маме: «Не надо вызывать у меня чувства вины», – и наклонялся над кухонной раковиной, чтобы загасить окурок. Трижды ткнул его в раковину.

«Ты же постоянно твердила мне, что хочешь жить в доме, который лучше этого? Это твой шанс, дорогая».

И когда я протянул руку, чтобы коснуться его джинсов, чуть ли не с протертой штаниной на левом колене, на которое он опускался, чтобы завязать мне шнурки, сон пробуждения исчез, и остались только я, мама и звуки ее плача.

Мама недолго говорила об отце, поэтому я решил, что она грустит из-за бабушки. Та всегда присматривала за нами и строго обходилась со слишком любопытными социальными работниками, а когда мама грустила, бабушка, сидя на кухонной скамье, обычно шлепала ее по руке и говорила что-то вроде: «Если не встречать жизнь лицом к лицу, она сшибает тебя с ног». После чего мама обычно приободрялась. Но бабушка больше ничего такого не говорит, а маме становится хуже с каждым днем.

Поэтому я веду себя так же, как и всегда, то есть игнорирую маму, которая ходит по дому с мокрым лицом, и роюсь в холодильнике и на кухонных полках, пока не нахожу искомое: лук и кусок замороженного хлеба. К сожалению, не нахожу яиц и жалею об этом, потому что после этой находки мама, возможно, перестала бы плакать.

Я встаю на табуретку и режу лук под водой в раковине, как учила меня бабушка, чтобы обойтись без слез, а потом жарю его на масле. Затем кладу между двух ломтиков поджаренного в тостере хлеба. Поверьте мне, лучшего лакомства не найти.

Больше всего на свете мне нравится моя спальня. Еще я люблю рисовать скелеты или качаться на задних ножках стула, но, думаю, они только на третьей строчке списка, потому что моя спальня расположена под самой крышей нашего дома и я не слышу плача мамы, когда поднимаюсь туда. Опять же, я отправляюсь в спальню, чтобы подумать, порисовать или написать шутки для Горацио, которого играю. Наверху очень холодно. Наверное, там можно хранить трупы. Обычно я надеваю второй свитер, но иногда куртку, шапку, шерстяные носки и перчатки, как только поднимаюсь к себе. Правда, я срезал с перчаток пальцы, чтобы держать карандаши. В моей спальне так холодно, что папа даже не содрал со стен старые обои, которые приклеили еще в то далекое время, когда святой Патрик пинками вышвырнул всех змей из Ирландии. Они серебристые, со множеством белых листьев, напоминают перья ангела. Человек, который жил в моей спальне раньше, оставил здесь все свои вещи: кровать на трех ножках, гардероб, высокий белый комод с набитыми одеждой ящиками. Видимо, от лени, не хотел ничего собирать, но все обернулось как нельзя лучше, потому что у мамы никогда нет денег, чтобы купить мне новую одежду.

Но это лишь мелкие плюсы моей спальни. А знаете, чем она особенно хороша?

Когда приходит Руэн, я могу болтать с ним бесконечно. И никто не услышит.

* * *

Узнав, что Руэн – демон, я не испугался: еще не знал, что демон – это нежить. Подумал, что это всего лишь название расположенного рядом с моей школой магазина, торгующего мотоциклами.

– Что такое демон? – однажды спросил я Руэна.

Тогда я видел перед собой Призрачного Мальчика. У Руэна четыре обличья: Рогатая Голова, Монстр, Призрачный Мальчик и Старик. Призрачным Мальчиком он выглядит почти как я, но не совсем: у него такие же каштановые волосы, и рост мой, и даже узловатые пальцы, и нос картошкой, и уши-лопухи, но глаза совершенно черные, и тело иногда просвечивает, как воздушный шарик. Одежда у него иная. Он носит мешковатые штаны со складками на коленях и белую рубашку без воротника, а ноги у него всегда босые и грязные.

Когда я спросил его, что такое демон, Руэн подпрыгнул и начал боксировать с тенью перед зеркалом, которое закреплено на двери моей спальни.

– Демоны – супергерои, – поведал он мне между джебами [2]. – Люди – те же черви.

Я все еще сидел на полу. Только что проиграл партию в шахматы. Руэн позволил мне съесть все его пешки и ладьи, а потом поставил мат одними лишь ферзем и королем.

– Почему люди те же черви?

Он перестал боксировать и повернулся ко мне. Я видел сквозь него зеркало. Поэтому смотрел на него, а не в лицо Руэна, потому что от взгляда этих черных глаз у меня начинает перехватывать горло.

– В том, что твоя мама родила тебя, твоей вины нет. – Руэн начал подпрыгивать на месте. А поскольку выглядел он призраком, прыжки эти смотрелись рисунками на воздухе.

– Но почему люди черви? – настаивал я. В отличие от людей черви напоминают скрюченные ногти и живут на дне нашего мусорного бака.

– Потому что они глупые. – Руэн все подпрыгивал.

– Почему люди глупые? – спросил я, поднимаясь.

Он перестал прыгать и посмотрел на меня. Разозлился.

– Гляди. – Руэн протянул ко мне руку. – Положи руку на мою.

Я положил. Через свою руку уже не видел пол.

– У тебя есть тело, – продолжил он. – Но ты, вероятно, растратишь его впустую, это все, что ты сможешь с ним сделать. Как со свободной волей. Все равно что дать «Ламборджини» младенцу.

– Так ты завидуешь? – удивился я, потому что «Ламборджини» – действительно крутой автомобиль, иметь его хотят все.

– Младенец за рулем спортивного автомобиля смотрится странно, правда. Кто-нибудь должен вмешаться, чтобы он ничего не натворил.

– Значит, демоны присматривают за младенцами? – уточнил я.

На лице Руэна отразилось отвращение.