На черной лестнице - Роман Сенчин Страница 2

Я вышел за дверь. В узком темном коридоре толпились возбужденные абитуриенты. В основном очень симпатичные девушки и высокие породистые юноши. Но в тот момент все они показались мне отвратительными уродцами, ежесекундно сокращающимися, кривящимися насекомыми. Богомолы с цепкими лапками… Таким же был и я сам пятнадцать минут назад, а теперь… Не знаю, как я выглядел, но ко мне не бросились, как к предыдущим выходящим из аудитории, не заверещали вроде испуганно, но и с надеждой, что человек провалился и, значит, у них прибавилось шансов: «Ну как? Как? Говори!» Просто расступились, давая дорогу прочь…

До объявления результатов я бродил по училищу, разглядывал стенды с фотографиями. «Выпуск 1976 года», «Выпуск 1984 года»… Сотни юных, жизнерадостных, энергичных людей, сотни фамилий, а кого из них знают? Вот Евгения Симонова – хм! – среди незнакомых, безымянных лиц, вот Константин Райкин на групповом портрете, а других я наверняка нигде никогда не видел. Вот Проскурин, вот Коренева. Один на два-три курса, кто остался в истории, да и то благодаря ролям в кино…

Разглядывая фотографии, я прощался с этими единицами известных и сотнями безвестных выпускников. Я прощался, но и лукавил, прощаясь, – уверял себя, что не поступлю, чтобы потом изумиться, узнав, что поступил, а если не поступлю – не особенно сильно расстроиться.

Эта игра не помогла – расстроился очень. Не слушая лживых, не слишком и скрывающих радость, что им-то повезло, успокоений прошедших первый отсев, их уверений, что на тот год поступлю обязательно, я тут же забрал документы, поскидал в сумку вещички и рванул на Ярославский вокзал. Не то чтобы перед ними стыдно мне было, а этот город, эта столица, чуть не каждый день виденная по телевизору, с детства манившая и поначалу очаровавшая, давшая надежду, что буду в ней, вдруг стала страшной, жуткой, похожей на гигантскую мясорубку, в которую засасываются новые и новые слабосильные хищники – богомолы из отряда своеобразных…

«Да пошла ты!» – шептал, взбираясь пешком по эскалатору, чтоб скорей оказаться у кассы вокзала, купить билет на ближайший поезд. Скорей вернуться домой, в наш уютный, маленький, безопасный городок. Увидеть ребят, театр.

Несмотря на конец июля – пик отпусков, – билеты были. Я взял в плацкартный вагон скорого поезда «Москва – Красноярск», поторчал в зале ожидания, выпил две бутылки пива с чипсами, потом, заскучав, решил погулять. До отправления оставалось еще часа три – сидеть всё это время казалось невыносимо, да и продуктами в дорогу нужно было запастись. Три дня в поезде как-никак.

…Наверное (да наверняка!), я совершил дальнейшее, чтоб поставить жирную точку пребывания в обманувшей меня Москве. Добить себя или, если повезет, уехать почти королем. Хотя… хотя, может быть, этой мыслью я просто оправдываю себя сейчас, сделав несусветную глупость…

Набив сумку хлебом, копченой колбасой, огурцами, вареными яйцами из кулинарии, лапшой «Роллтон», двухлитровой бутылью «Байкала», я возвращался на вокзал и увидел «Зал игровых автоматов». Даже в солнечный летний день он блистал мигающими гирляндами, надпись светилась, как маяк; за открытой дверью виднелась синеватая дымная полутьма. Что-то похожее на сказочную пещеру угадывалось там, манило… Я никогда не видел этих «одноруких бандитов», «джекпотов», кроме как по телевизору, и шансов увидеть их в дальнейшем было немного – в нашем маленьком городке они вряд ли появятся, никто играть не станет, – поэтому решил заглянуть.

На высоких табуретках перед мягко, пестро освещенными автоматами сидели несколько мужчин и парней. Курили, глотали из бокалов пиво. Как раз в ту минуту, когда я озирался, пытаясь что-нибудь запомнить, отметить, в одном из автоматов звонко, весело зазвенело. Это посыпались монеты в лоток. Много. У меня в груди завистливо ойкнуло, а счастливчик будто и не слышал, как сыплется выигрыш, продолжал напряженно, размеренно пощелкивать клавишами.

Было душно, очень накурено, но в то же время пахло чем-то ароматно-свежим, леденцовым… В глубине зала немного ярче, чем автоматы, светился крошечный бар, за стойкой – симпатичная пышноволосая девушка. Наверно, заметив мою нерешительность, стала улыбаться. У нас в городке девушки, тем более продавщицы, так – ни с того ни с сего – не улыбались. И я взбодрился. Подошел, глянул на ценники и сказал: «Бокал “Клинского”, пожалуйста». – «Пожалуйста. – Она стала наливать. – Всё? Двадцать семь рублей». – «А как тут вообще, – положив на пластиковый кружок с рекламой “Винстона” деньги, спросил я, – часто выигрывают?» – «Еще как! Если бы не выигрывали, не сидели бы. Вечером все аппараты забиты. Очередь… Так, – подала бокал, – ваше пиво и… – сыпанула на кружочек монет, – ваша сдача». – «Спасибо, – я сделал глоток, огляделся и снова посмотрел на девушку, заговорил тише: – А как, извините, в них играть? Ни разу не пробовал». Девушка опять улыбнулась, на этот раз сочувственно, но нисколько не пренебрежительно, а наоборот – как-то по-матерински. И сказала: «Они разные все. Но простые. Вон тот, кстати, – кивнула мне за спину, – очень такой… популярный. “Пират” называется. Попробуйте. Минимальная ставка – пять рублей». «Да-а? – я искренне удивился. – Надо рискнуть!» – «Удачи!»

Бросив сумку у табурета, а бокал с пивом поместив на специально для этого, наверно, сделанной площадочке на панели автомата, я сунул в нужную щель сторублевку. Некоторое время изучал условия игры, назначения клавиш, а потом залпом ополовинил бокал и начал… Крутились барабаны с картинками сундуков, сабель, попугаев, останавливались, и картинки то совпадали, то нет. Изначальные сто рублей то уменьшались до двадцати и даже пятнадцати, то увеличивались почти до двухсот. Я увлекся и как-то удивительно быстро сообразил, когда нужно удваивать ставку, пробивать линии, а когда не рисковать… Но «Пират» оказался хитрее, и в одно мгновение сто сорок рублей на табло превратились в нуль. Я разозлился, торопливо достал новую сотню. Давил на клавиши, словно бил членов комиссии, таких неприступных, равнодушных, всесильных, всё на своем веку повидавших. Железобетонных… Ха! – вот вам! Сейчас, сейчас получите три сундука подряд…

Вскоре, шатаясь, чуть не падая, я бежал к поезду и матерился. Поносил себя, пиво, Москву, ту девку из бара, что соблазнила играть, считай, вынула из моего кармана почти полторы тысячи.

И вот теперь я маялся в душном и тесном вагоне, почти без денег, не купив ничего, что заказали знакомые (заказывали в основном книги и видеокассеты с новыми нашумевшими фильмами), без подарков родителям, провалившись на первом же экзамене, не успев ничего толком увидеть, понять, ни в чем разобраться.

Вот доеду, встречусь в театре с ребятами и что им скажу? Что я, их ведущий актер, не прошел даже творческий конкурс? Что меня официально признали неспособным выходить на сцену? Стыдно, просто невозможно представить, как я это говорю… Или соврать? Не добрал, дескать, баллов? Нет, тоже бред. Экзамены закончатся через три недели, и об этом все знают… От постоянного обдумывания и поиска, чем объяснить такое раннее возвращение, голова то гудела и кружилась, то казалось, что что-то в ней переклинило и вот-вот я спячу. Сойду с ума здесь, в вагоне. И как со мной поступят? Высадят где-нибудь в Омске, отправят в психушку. Хорошо бы. И жить там безымянным, никому не известным… А, нет, у меня при себе паспорт, аттестат, трудовая книжка. Вызовут родителей… Значит, надо держаться, надо успокоиться. Готовить себя к тому, что позор неизбежен. В конце концов выбрал такое… такую, как называют вранье разведчики, легенду: в Москве стало противно, до последней степени невыносимо, и я просто сбежал. Сбежал, чтоб не задохнуться. Да. Но как объяснить родителям, куда делись все деньги? Эти вообще-то смешные, ничтожные полторы тысячи, но на которые с месяц можно экономно питаться. Куда они испарились?.. Может, сказать, что украли? Стащили в поезде, когда спал? Вынули из кармана в общежитии? В метро?.. О черт!.. Уснуть бы…