Шарлотт-стрит - Дэнни Уоллес Страница 2

И сейчас я как раз ощущаю потребность в изменениях.

Я не знаю, что в этой маленькой коробочке, и даже не уверен, узнаю ли когда-нибудь это. Вот в чем проблема. Я мог бы открыть ее и изучить ее содержимое, раз и навсегда выяснив, есть ли в ней какая-нибудь… надежда.

Но если я так и поступлю и окажется, что это действительно вместилище надежды, но не более того? Всего лишь немного надежды. И что, если эта надежда пойдет прахом?

Есть в надежде кое-что вызывающее во мне ненависть, я бы даже сказал — презрение, причем никто не желает признавать, что неожиданно вспыхнувшая надежда способна так же неожиданно ввергнуть человека в совершенно безнадежное состояние.

Тем не менее эта надежда уже зародилась во мне. Каким-то образом она проникла в мою душу, несмотря на то что я ее не звал и не ждал ее прихода. Она здесь, но что ее питает? Ничто, кроме ее взгляда и мимолетного ощущения… чего-то особенного.

Я стоял на углу Шарлотт-стрит, когда это произошло. Было около шести, когда я увидел ее. Вы, как и я, конечно, знаете, что никакая история без девушки не обходится, она просто должна была появиться, куда же без нее. Так вот, девушка сражалась с дверью черного лондонского такси и кучей ручной клади. На ней были синее пальто и модные туфли, а в руках она держала какие-то коробки и пакеты. Как мне показалось, из одного из них, на нем была эмблема сети магазинов «Хэбитет», выглядывал кактус. Я хотел было пройти мимо — собственно, так все обычно и поступают в Лондоне. И я почти прошел… Но в этот момент она чуть не уронила кактус. Все остальные пакеты и коробки тоже были готовы рассыпаться, а потому она наклонилась, чтобы удержать их, и в этот момент сделалась такой милой, маленькой и беззащитной. Правда, тут же она произнесла несколько слов, кои я не рискнул бы здесь воспроизводить, на случай если эту книгу вознамерится прочитать ваша бабушка.

Я подавил улыбку и взглянул на таксиста, но тот слушал спортивную передачу по радио, курил и явно не собирался ничего предпринимать. И я — сам не знаю почему, это в Лондоне-то — спросил, могу ли я ей чем-то помочь.

Она улыбнулась мне. Это была действительно обворожительная улыбка. Неожиданно я ощутил себя необыкновенно мужественным и уверенным в себе, как мастер, уяснивший наконец, какой именно гвоздь нужно купить, и вот я держу ее пакеты и коробки, и она забрасывает в такси новые, возникающие, кажется, из ниоткуда, приговаривая при этом:

— Спасибо, это так мило с вашей стороны.

Этот момент. Взгляд, мимолетное ощущение чего-то особенного… Ну того, о чем я говорил раньше. Мне показалось, будто это начало. Но таксист нетерпеливо ерзал на своем месте, вечер был прохладным, а истинно английское воспитание, думаю, помешало нам сказать что-нибудь еще. Так что она всего лишь повторила:

— Спасибо, — и улыбнулась.

Она закрыла дверь, а я провожал такси взглядом, пока оно не растворилось в городской суете, волоча за собой на буксире мою надежду.

И тут, когда мне показалось, что все закончилось, я опустил глаза.

Кое-что осталось у меня в руках.

Маленькая пластмассовая коробочка.

Я прочитал надпись на ней: «Одноразовая камера — 35 мм».

Я хотел закричать вслед такси, поднять камеру в воздух, чтобы она обратила внимание на пропажу. За секунду в моей голове пронеслась вереница мыслей: может быть, она вернется, я предложу ей кофе, а потом, когда она скажет, что на самом деле ей сейчас не помешал бы хороший бокал вина, я соглашусь, мы возьмем целую бутылку, так как это более разумно с экономической точки зрения, потом мы решим, что нам не стоило пить на голодный желудок, ну а уже после всего этого мы оба бросим свою работу, купим катер и заведем маленькую ферму.

Но ничего не произошло.

Не было ни визга тормозов, ни скрипа шин по асфальту, ни огней дающего задний ход такси и тем более ни бегущей улыбающейся девушки в синем пальто и модных туфлях.

Такси остановилось, но из него выбрался и направился к банкомату какой-то толстяк.

Теперь понимаете, что я имел в виду, когда говорил о надежде?

— Итак, прежде чем продолжить, — произнес Дэв, держа в руках картридж и очень осторожно постукивая по нему пальцем, — давай поговорим о названии. «Оборотень», по-моему, вполне подходит.

Я смотрел на него, как мне кажется, с весьма озадаченным выражением. Однако не думаю, что за все те годы, что мы знакомы, он часто видел у меня другое выражение лица. Думаю, он уверен, что я всегда так выгляжу с момента поступления в университет.

— Эта игра сочетает в себе не только мистическую составляющую, но и загадку, ведь в ней смешаны римская культура и греческая мифология. — Я повернулся к Павлу, выглядевшему слегка шокированным.

— Перейдем к звуковым эффектам, — продолжил Дэв, нажимая кнопку на своем брелке. Послышался металлический звук, в котором при желании можно было разобрать: «Восстань из мертвых!»

Я поднял руку.

— Да, Джейс, что ты хочешь спросить?

— Зачем тебе такой брелок?

Дэв театрально вздохнул:

— О, Джейсон, я тут пытаюсь рассказать Павлу о начальном уровне игр типа «Сега», тех, что были разработаны в конце восьмидесятых — начале девяностых. Мне, конечно, очень жаль, что мы не обсуждаем твоих любимых американских музыкантов — Холла и Оутса, — но Павел пришел сюда не за этим. Верно, Павел?

Тот только улыбнулся.

Павел постоянно улыбается, когда заходит в магазинчик. Обычно он появлялся затем, чтобы взыскать с Дэва деньги за ленчи. Иногда я наблюдал за выражением его лица, пока он бродил вдоль стен, вглядываясь в выцветшие «Соника-2» или «Аутран», рассматривая давно использованные картриджи и потрепанные журналы, вглядываясь в обзоры старых платформеров и стрелялок, которые сейчас выглядели так, будто их графику разрабатывали маленькие дети. Иногда Дэв одалживал ему приставку и картридж с «Синоби». По всей видимости, в середине восьмидесятых в Восточной Европе было не слишком много приставок, и еще меньше настоящих ниндзя. Мы не давали ему «Иксбокс» — Дэв считал, что от такой графики у него выпадут глаза.

— В любом случае само название магазина «Есть контакт!» обязано своим происхождением…

Тут я понял, чего добивается Дэв: чтобы Павлу стало скучно в магазине и он ушел. Пытается превратить разговор в монолог, как это обычно делают люди с большим багажом ненужных знаний, перемежающие свою речь фразами вроде «Неужели ты этого не знал?» или «Ты, конечно, в курсе…», дабы показать свое превосходство, помешать ему вставить хоть слово и в итоге выиграть.

У него, как всегда, недостаточно денег, чтобы заплатить за обед.

— Сколько он тебе должен, Павел? — спросил я, роясь в кармане в поисках пятерки.

Дэв лишь едва заметно улыбнулся.

И все-таки я люблю Лондон.

Я люблю все в этом городе. Люблю его дворцы, музеи и галереи, разумеется. Но кроме этого, я люблю его грязь, сырость и смрад. Ну хорошо, не то чтобы прямо-таки люблю, но не имею ничего против. Больше не имею. Я привык. Люди обычно так относятся к тому, к чему привыкли. Меня даже почти не возмущают граффити, периодически появляющиеся на входной двери через неделю после того, как вы ее покрасили, и банки из-под сидра, которые приходится убирать, чтобы сесть и устроить небольшой пикник на лоне грязи и сырости. Собственно, ничего во мне не восстает и против постоянно сменяющих друг друга сетей фаст-фуда — от «Абракебабры» через «Пиццу в действии» к «Риалли фрайд чикен» — на улице, несмотря на меняющиеся трижды в неделю вывески, всегда имеющие один и тот же вид. Безвкусица здесь может выглядеть уютной. Это тот Лондон, который я вижу каждый день. Туристы же видят Дорчестер, «Хэрродс» и актеров в медвежьих шапках на Карнаби-стрит. Их внимания крайне редко удостаивается продуктовый магазинчик на Майл-энд-роуд или сомнительного рода дискотека в Пэкаме. Они идут к Букингемскому дворцу и смотрят на развевающийся над ним красно-бело-синий «Юнион Джек», в то время как мы заказываем что-нибудь из «Тандори палас» и слушаем всякую попсу.