Победитель - Андрей Волос Страница 2

Но ему было не до красот и достопримечательностей столицы. Он, правда, успел с удовольствием набрать полную грудь свежего воздуха. А потом потянулся к прищепке. В левой были ключи, в правой — объедок бутерброда.

Новый порыв ветра швырнул полу рубашки, и вторая прищепка запуталась в ней.

— Да чтоб тебя! — пробормотал Плетнев, злясь на задержку.

В общем, он невольно разжал кулак, и ключи с веселым звоном упали на кафельную плитку. У самого края балкона. Большой ключ зацепился было бородкой… но…

— Ах, черт! — запоздало спохватился он, перегибаясь через перила. — Чтоб тебе провалиться!..

Впрочем, и так уже провалился.

Плетнев на бегу швырнул ком рубашки на диван и выскочил в коридор.

На ободранной стене коридора висел подростковый велосипед «Орленок», а из-за облезлого шкафа выглядывали четыре пары лыж. Справа от входной двери — потертый коврик, беспорядочно уставленный разнокалиберной обувью. Слева — черный телефонный аппарат на кособокой тумбочке, и обои вокруг исписаны телефонными номерами.

В этой трехкомнатной служебной [1]квартире Плетневу принадлежала одна комната. Две другие занимали Кузнецовы.

Он подергал ручку входной двери — заперто. И неудивительно. Сам же вчера вечером и запер. Повернул ключ на два оборота. А замок обычный, не английский, без защелки, и открыть его можно только тем же ключом. Но теперь этот ключ лежал под балконом. Если, конечно, кто-нибудь уже не попятил. Ведь не зря учат его на занятиях по психологии, что люди часто поступают совершенно никчемным образом.

Он громко постучал в дверь соседней комнаты. И еще.

Тишина. Слышно только, как радиотрансляционный громкоговоритель громко и радостно поет на кухне про БАМ — Байкало-Амурскую магистраль:

Слышишь, время гудит — БА-А-А-А-АМ!

На просторах крутых — БА-А-А-А-АМ!..

Да еще гулко хлопнула какая-то дверь на лестничной клетке. И лифт загудел.

Все было понятно, но все же Плетнев безнадежно воззвал, с ужасом глядя на часы:

— Петрович! Ты дома, нет?!

Опять же отозвался только громкоговоритель — торжественно и победно:

И большая тайга покоря-а-а-а-ется на-а-а-а-м!..

Кузнецов на ночном дежурстве… вернется часов в десять… а жена его с детьми еще в конце мая уехала к родным под Муром — на деревенское молоко, на грибы да ягоды…

Он снова ворвался в свою комнату и бросился к шкафу. Чертыхаясь, начал выгребать из нижней части разнообразное имущество. На пол полетели лыжные штаны, лыжные ботинки, брякнули старые гантели, которые давно уж стали легковаты, а выбросить руки не поднимались — ведь сколько мозолей они этим рукам натерли!.. старая сумка с мамиными письмами… ласты, боксерские перчатки-«лапы»… Вот наконец рюкзак.

С лязганьем вытряхнул связку карабинов и моток репшнура — крепкой альпинистской веревки.

А через секунду уже продел ее за перекладину стальной балконной ограды и продернул, чтобы оба свисающих конца были одинаковой длины.

Потом глянул вниз. Взгляд, стремительно промчавшись сквозь гулкую пропасть, уперся в серо-черную простыню тротуара.

Легкий холодок все же пробежал по спине. Это был не страх — просто организм отмечал состояние полной готовности.

Длины шнура должно было хватить на пару-тройку этажей. Он спустится на чужой балкон, сдернет шнур со своего, захлестнет за новую перекладину… И так до самого низа.

Сказано — сделано: перелез через перила, привычным движением продернул шнур под собой, захлестнул за локоть и, легко оттолкнувшись, начал неспешно скользить вниз.

Три этажа миновал быстро. Как на грех, очередной балкон оказался застекленным, а его ограда — обшитой снаружи вагонкой. Все это в целом делало его совершенно непригодным для продолжения альпинистских упражнений, поскольку зацепиться было совершенно не за что.

Резко отталкиваясь от стены и раскачавшись маятником, он перебрался метра на четыре правее — к балкону соседнего ряда.

То есть все шло отлично.

Но когда в полете хватался за балконную ограду, то нечаянно сбил цветочный ящик. Державшийся, если честно, просто на соплях. Нормальный ящик в жизни бы не слетел!.. А этот, собака, крякнул только — и готово, и единственное, что Плетнев смог, так это лишь проводить взглядом, пока тот медленно летел к тротуару… а долетев, ярко полыхнул фонтаном черной земли метрах в пяти от милицейской машины.

* * *

У одного из подъездов стояла скамья. На ней мирно спал давно не бритый человек. Летнее утро было теплым, но не настолько, чтобы совсем не причинять человеку беспокойства. Он лежал скорчившись, пытаясь уместить зябнущие ноги в зеленых носках под полами сильно траченного пиджака.

Пятки носков были украшены большими дырками. Что касается стоптанных и, похоже, никогда в жизни не чищенных предметов обуви, то они, аккуратно составленные, виднелись из-под скамьи — перед тем как отбыть в объятия Морфея, человек позаботился, чтобы его ботинки никому не мешали.

Возможно, если бы два милицейских чина — хмурый сухощавый старшина и молодой розовощекий младший сержант — заметили эти стоящие под скамьей ботинки, они иначе отнеслись бы к ее насельцу, признав в нем глубоко социальное существо. Однако этого не случилось. Когда милицейский УАЗ заскрипел и остановился, младший сержант вылез из машины и принялся трясти спящего, явно намереваясь безжалостно нарушить его глубокий утренний сон.

— Слышь, ты!

Человек открыл бессмысленные глаза.

— А? — спросил он сиплым и непроспавшимся голосом.

— Хрен на, — по-доброму отозвался младший сержант. — Подъем, говорю.

— Что? — снова спросил человек, моргая и щурясь.

— Конь в пальто, — раздраженно и невпопад сказал младший сержант. — Давай, некогда тут с тобой.

Старшина тем временем отпер заднее отделение — зарешеченный «собачник».

Человек сел и начал ерзать ногами в попытках нашарить ботинки.

— Я не нарушаю! — с робким вызовом сказал он. — Мне на работу!..

— Давай-давай, работничек! — взбодрил его младший сержант. — За сто первым километром [2]будешь отсыпаться!..