Обреченное начало - Себастьян Жапризо Страница 2

На уроках ученики сидят смирно и не переговариваются. Если один из них тихонько просит о чем-то соседа, прикрывая рот рукой, остальные шипят: «Тихо, перестань…», повышая голос, как будто им и впрямь не дают работать. Потом они смотрят на воспитателя, чтобы удостовериться, видел ли он, что им помешали.

Спускаясь по лестнице в классы, мальчики держатся шеренгой и не топают. Когда они заходят в зал, то крестятся, проходя мимо Богоматери. И благочестиво опускают глаза.

В классах все спокойно. Начало школьного года, всем нужны новые учебники. Ученики ждут, когда их вызовут к заведующему хозяйством. Их выкликают по фамилии, они встают и идут за учебниками. Их спрашивают, не хотят ли они купить подержанные. Тогда ученики отвечают, победоносно поглядывая на остальных, что хотят новые. Когда ученик хочет купить старые учебники, остальные улыбаются ему с притворно-понимающим видом. А если это новенький, то они стараются не показать, что заметили заплатки на его штанах. Потом, возвращаясь со стопкой книг домой, они думают, что поразят родителей, объявив им, что в этом году им выдали больше двух десятков учебников. В классе они рассматривают страницы, где напечатаны фотографии. Но не все подряд, чтобы осталось, что рассматривать после, когда неохота делать перевод или просто скучно на уроке.

Учителя по нескольку раз на дню устраивают перекличку, и ученики дерутся, чтобы занять место поближе к кафедре. Лучшее всего — возле двери. Тот, кто там сидит, отмечает отсутствующих. Он имеет право встать, подойти к учителю, чтобы тот подписал список, выйти, положить листок возле двери и вернуться назад, улыбаясь остальным. Как бы то ни было, это ответственная должность: ведь он составляет список, можно даже сказать, это почти староста класса.

Занятия еще не возобновились. На третий день начинается подготовка к ним. Она продолжается четыре дня, и это не утомительно. После службы и молитв перемены по два часа. Проповеди очень интересные, там часто рассказывают забавные истории. Самая скучная — литургия преждеосвященных даров, когда уже совсем темнеет. В часовне много народу, когда долго стоишь на коленях, становится больно. Тогда делаешь вид, что слушаешь, по-прежнему преклонив колени, а на самом деле думаешь совсем о другом: интересно, где же все-таки этот тип сломал ногу, а сам в это время, чтобы передохнуть, незаметно присаживаешься на бортик его скамьи. Когда нужно петь, только открываешь рот, но не поешь. Если мимо проходит воспитатель, распеваешь во весь голос, стараясь перекричать остальных, чтобы тебя взяли в хор.

На самом деле, мальчиков, которые будут петь в хоре, отбирают специально. Во дворе префект [1]собирает группы школьников и ведет их в малую столовую. Затем просит по очереди, одного за другим, спеть гаммы, чтобы найти хорошие голоса. Часто случается, что мальчики не хотят петь в хоре. Тогда они нарочно фальшивят. Но префекта не проведешь, он умеет отличить хорошие голоса. И таких все равно записывают в хор.

Не так уж плохо числиться в школьном хоре. Репетиции бывают по три раза в неделю. И в эти дни на самостоятельные занятия можно приходить после пяти, когда остальные уже давным-давно работают. Они смотрят на тебя с завистью, поэтому, когда идешь на свое место, напускаешь на себя важный вид.

Помимо этого, рассказываешь другим, что стал любимчиком воспитателя. Но ведь каждый считает себя любимчиком и думает, что он такой единственный.

В первые дни учебного года всегда так.

Во дворах вдоль стен лежат опавшие листья. В сероватом небе повисли большие облака, очень низко, прямо над зданиями, и они хорошо видны из классных окон. Приятно думать, что весь год будешь сидеть у окна. В школе зимние вечера тянутся долго. А тут поднимаешь голову и смотришь во двор на верхушки деревьев. Несколько минут словно прогуливаешься по небу, думая о чем попало. Это приятно. Потом возвращаешься на свое место и снова с усталым видом листаешь греческий словарь.

Те, кто сидят не у окна, стараются отвлечься иным способом. Около шести некоторые молча достают кусочки сахара. Они грызут их, делая вид, что ищут в словаре незнакомое слово. Если позволить сахару медленно таять во рту, становится очень сладко. Потом ученики тяжело вздыхают и снова принимаются за работу.

И хотя не у всех есть сахар или окно неподалеку, чтобы блуждать по небу, все находят способ на что-то переключиться. Одни разглядывают фотографии, которые носят в своих кошельках. Другие читают тексты в учебнике латыни. Третьи рисуют какие-то головы на клочке бумаги. И, наконец, есть такие, кто встает и с независимым видом подходит к кафедре воспитателя. Они просят разрешения выйти или поискать нужную им книгу. Если воспитатель в хорошем настроении, они могут выйти на несколько минут или походить между рядами.

— Все нормально? — спрашивают остальные. — Что тебе нужно?

— Ничего не нужно, но дай мне карандаш, как будто я попросил. Не спеши, давай поболтаем.

И они болтают, близко придвинувшись, обмениваются короткими репликами, стараясь подавить смех. В эти минуты совсем немного нужно, чтобы почувствовать себя счастливым. Наконец, воспитатель поднимает голову и произносит «тсс… тсс…», и ученики возвращаются на свои места, но вслед за ними другие повторяют те же маневры.

Дени доволен. В этом году у него очень удачное место. Позади сидит Пьеро. Если он наклонится, они могут разговаривать между собой. Когда воспитатель читает или смотрит в другую сторону, Дени отвечает Пьеро. Рядом с Пьеро сидит Тревиль. Отличный парень. Неподалеку Рамон, впереди, в правой колонке, через две парты. Жаки у окна, слева. Уж точно, в этом году Дени попалось удачное место.

Вечером после уроков перед воротами во двор царит оживление. Там стоят девушки, поджидая старшеклассников. Девушки на каблуках, с накрашенными губами. Младшие высмеивают старшеклассников, которые берут девушек под руку и уходят, гордо улыбаясь и поправляя узел галстука. Теперь можно кричать во все горло, и даже воспитатели, стоя в освещенных проемах дверей, переговариваются, не сдерживая эмоций, чего никогда не случается в течение дня.

Пьеро всегда провожал Дени до трамвайной остановки.

Они долго разговаривают и расстаются, только когда Дени действительно опаздывает. Дени садится в моторный вагон и прощается с Пьеро. Он смотрит через окно, как Пьеро уходит, зажав портфель под мышкой, понурив курчавую голову. Потом трамвай везет Дени в центр города, и он возвращается домой, бегом по длинному бульвару, наступая на листья платана, шуршащие под ногами.