Искусство путешествовать - Ален де Боттон Страница 2

3

Один из этих вопросов касается взаимоотношений между предвкушением путешествия и реальностью поездки. В свое время мне в руки попал экземпляр опубликованного в 1884 году романа Жориса Карла Гюисманса «Наоборот». Герой этой книги — изнеженный, неспособный к самостоятельным действиям аристократ-мизантроп герцог Эссент — долго мечтал о том, чтобы съездить в Лондон. По ходу излагаемых от его лица рассуждений читатель знакомится с весьма пессимистичным анализом различий между тем, чего человек ждет и что ожидает увидеть в том или ином месте, и тем, что его ждет на самом деле, когда он туда приезжает.

Герой повествования Гюисманса герцог Эссент жил один, без семьи, в роскошном особняке в окрестностях Парижа. Из дома он старался выходить как можно реже, с тем чтобы сократить до минимума количество контактов с окружающим миром и в первую очередь — с глупостью и уродством населяющих его людей. Как-то раз, еще в юности, герцог прогулялся до ближайшей деревни, провел там несколько часов и почувствовал, что уже тогда испытываемое им презрение к большей части представителей человеческого рода стало ощущаться лишь сильнее. С тех пор он практически не покидал пределов своего поместья и проводил день за днем на диване в кабинете, предаваясь чтению классиков мировой литературы и весьма едким и язвительным размышлениям о судьбах человечества. В одно прекрасное утро герцогу удалось удивить самого себя: он с немалым удивлением обнаружил, что воспылал желанием побывать в Лондоне. Судя по всему, это желание сформировалось в нем, пока он сидел у камина, проглатывая страницу за страницей очередного тома Диккенса. Картины английской жизни вставали перед его взором, как наяву, желание лично окунуться в эту жизнь казалось непреодолимым. Впрочем, герцог и не собирался бороться со своими прихотями и желаниями: он немедленно приказал слугам собирать вещи и готовиться к отъезду. Оделся он, разумеется, именно так, как подобало для этой поездки: в серый твидовый костюм, высокие, почти по колено, кожаные сапоги на шнуровке и шляпу-котелок. Набросив на плечи плащ-накидку из голубой инвернесской шотландки, герцог поспешил на станцию и первым же пригородным поездом приехал в Париж. До отправления поезда в Лондон оставалось несколько часов. Чтобы потратить это время с толком, герцог первым делом направился в английский книжный магазин Галиньяни, расположенный на улице Риволи. Там он, разумеется, купил себе подробный путеводитель по Лондону издания Бедекера. Лаконичные фразы и чеканные формулировки путеводителя, словно магические заклинания, погрузили его в очарование британской столицы. Чтобы спокойно просмотреть купленную книгу, герцог перебрался в расположенный по соседству винный бар, большую часть клиентуры которого традиционно составляли жившие в Париже англичане. Атмосфера в баре была просто диккенсовской: герцогу ничего не стоило, представить себе, как в таких же уютных светлых комнатах проводят свои дни крошка Доррит, Дора Копперфильд и Руфь — сестра Тома Пинчера. Один из посетителей напомнил ему сразу двух персонажей Диккенса: седой шевелюрой и румянцем — мистера Вигфильда, а острыми чертами бесстрастного лица и неподвижными, словно бесчувственными, глазами — мистера Талкингорна.

Проголодавшись, герцог Эссент прогулялся до английской таверны, расположенной на улице Амстердам по соседству с вокзалом Сен-Лазар. Здесь, в зале ресторана, было сумрачно и накурено. Вдоль барной стойки выстроились краны для разлива пива, подававшегося с ветчиной, коричневой, как дека старой скрипки, и с лобстерами цвета расплавленного свинца. 3а небольшими деревянными столиками сидели высокие, крепко сложенные англичанки с несколько мужеподобными лицами, с огромными, как штукатурные шпатели, зубами, красными, как яблоки, щеками и длиннющими руками и ногами. Герцог Эссент нашел свободный столик и заказал себе тарелку супа из бычьих хвостов, копченую пикшу, порцию ростбифа с картошкой, пару пинт эля и ломоть стильтонского сыра.

Все вроде бы шло как по маслу, но чем ближе подходило время отправления лондонского поезда, чем реальнее становилась перспектива поездки в Англию, тем с большей силой накатывали на герцога апатия и уныние. Он представил себе, каких трудов будет стоить ему сама поездка; как еще до того, как сесть в вагон, ему придется добираться до вокзала, договариваться с носильщиком; как потом он будет мучиться в незнакомой гостиничной кровати, стоять в очередях, мерзнуть и терзать свое слабое тело прогулками по тем самым местам, которые уже так блестяще описал Бедекер в своем путеводителе. Эти образы и размышления очень быстро привели герцога к простой и вполне предсказуемой для него мысли: «Зачем куда-то ехать, если человек может замечательно путешествовать, не вставая с кресла. Разве я сейчас внутренне уже не в Лондоне? Вокруг меня — лондонская погода, лондонские запахи, люди, еда и даже посуда и столовые приборы. Что нового увижу я в Лондоне, добравшись туда наяву? Что ждет меня там, кроме новых разочарований?» Сидя за столиком в английском ресторане, герцог Эссент предавался размышлениям: «Наверное, на меня что-то нашло, наверное, я поддался какому-то нелогичному эмоциональному порыву, когда отверг образы, порожденные моим послушным вышколенным воображением, и, как деревенский дурачок, купился на то, что поездка за границу может оказаться интересным, познавательным и полезным делом».

В общем, герцог Эссент заплатил по счету в ресторане, вышел на улицу и первым же пригородным поездом вернулся в свое поместье — вместе со всеми чемоданами, коробками, саквояжами, свертками, зонтиками и тростями. Больше он из дома не выходил.

4

Всем нам знакомо это ощущение: путешествие, совершаемое на самом деле, оказывается совсем не таким, каким мы его себе представляли. Представители школы пессимистов, почетным отцом-основателем которой по праву мог бы считаться герцог Эссент, утверждают, что этот феномен является лишь частным проявлением более общего закона: с их точки зрения, реальность по сравнению с воображаемым миром всегда оборачивается не чем иным, как чередой разочарований. Попробуем несколько скорректировать это излишне категоричное суждение и будем исходить из того, что реальность не хуже, чем вымышленный мир, что она просто другая.

В один ясный безоблачный февральский полдень — по прошествии двух месяцев ожиданий и предвкушений — мы с М., моей компаньонкой по этому путешествию, приземлились в аэропорту Грэнтли Адамса на Барбадосе. От самолета до невысокого здания терминала мы шли пешком. Прогулка оказалась короткой, но ее вполне хватило для того, чтобы ощутить последствия случившейся за время перелета революции в климате и в первую очередь — в температуре окружающей среды. Буквально за несколько часов я перенесся в царство жары и влажности, причем жарко и влажно здесь было так, как у нас дома не бывает даже в самое знойное лето.

Ничего из того, что я увидел вокруг себя, не соответствовало моим ожиданиям, что, впрочем, может удивить лишь того, кто понятия не имеет, что именно я ожидал здесь увидеть. Должен признаться, что за несколько недель, прошедших в изучении рекламных буклетов и расписания полетов, в моем воображении выкристаллизовались и словно окаменели три неподвижные картинки-слайда, которыми в общем-то и исчерпывались мои представления об отдыхе на Барбадосе. Первым из этих стоп-кадров было изображение пляжа с пальмами на фоне спускающегося за океанский горизонт солнца. Вторым сформировавшимся в моем мозгу образом был гостиничный домик-бунгало, через распахнутые стеклянные двери которого виднелась комната с деревянным полом и кроватью, застеленной белоснежным бельем. Третьим образом Барбадоса было для меня лазурное небо.