Короткие слова – великие лекарства - Микаэль Юрас Страница 2

В моем сознании летали, запертые как в тюрьме, слова «дизайн», «очищенный», «строгость», «окружающая среда». Эта комната словно сошла со страниц журнала, где пишут об интерьерах.

Я подчинился установленному порядку. Я не из тех, кто противоречит людям, которые впускают меня к себе. Моя собеседница осталась стоять, скрестив руки. Это защитное поведение, по мнению специалистов по языку тела, которых я всегда считал обманщиками.

– Как я недавно говорила вам по телефону, Ян особенный подросток, ранимый. Он был козлом отпущения в коллеже, и теперь с ним происходит то же самое в лицее. Мой супруг и я не понимаем, в чем причина этого ожесточения. Я бы предпочла равнодушие этому постоянному насилию. Теперь он проводит все время в своей комнате: я сделала его невидимым для других.

– Вы…

Она не позволила мне продолжить. Одно слово, и не больше. Это как минимум наступательное поведение, а возможно, и оскорбительное. Язык тела действительно идиотская выдумка: руки оставались скрещенными.

Ян был современной «Пленницей», новым воплощением героини романа Пруста. Запертый, чтобы больше не страдать.

– Если я обратилась к вам, то потому, что вы предлагаете интересный оригинальный метод. Мы хотим излечить нашего сына от этого недомогания. И мы пробовали все.

Моя собеседница делала на меня большую ставку. Я люблю чувствовать, что другой чего-то ждет от меня. Однако я не обещаю никаких чудес. Впрочем, кто может их обещать? Я никогда не верил в чудеса, только в силу воли. Хотя я еще вернусь к этой теме. Вернусь потому, что эта фраза, которая словно взята из руководства по хорошему самочувствию для толстяков-американцев, имеет границы применения. «Вы весите сто пятьдесят кило, и индекс массы вашего тела больше пятидесяти, но это не проблема. Немного силы воли – и вы сбросите сто кило за три месяца».

– Я схожу за ним. Пожалуйста, подождите меня немного.

Что, по ее мнению, я мог делать, если не ждать? Я сидел на своем вращающемся стуле; его способность вращаться я заметил, едва не сломав себе шею от желания увидеть все в этой огромной комнате. Окружающие предметы воспринимаются лучше, когда голова и туловище движутся в одном и том же направлении. Я делал круг за кругом; это было очень глупо. Эта детская игра может вызвать тошноту или неприятное ощущение. К счастью, я уже не ребенок. Я остановился.

У моих глаз есть плохая привычка искать книжный шкаф в каждом жилище, которое я посещаю. Книги, порядок, в котором они размещены, их состояние много говорят об их владельцах. В скольких квартирах не было ни одной книги, даже ни одного журнала? Места без чтения, изолированные от интеллектуальной жизни. Или места, где книги использовали нестандартным образом – как подпорку под мебель, как ночной столик (сложив в стопку и ни разу не открыв). Или держали у себя фальшивую книгу – подделку, обложка которой часто бывала уродливой, но заглавие вполне реальное – «Роман мумии», только, к моему отчаянию, он был без слов…

Хозяйка дома попросила меня ждать ее, но не запретила перемещаться по комнате. Я встал перед примерно сотней книг. Книги по искусству. Ротко, Хоппер, Бэкон и Плеяда. Полное собрание. Расставлены по алфавиту, как в библиотеке. Я случайно взял в руки одну из книг Бальзака. Но была ли это действительно случайность? Моя рука схватила том, который был толстым. Толщина всегда привлекает.

«Поиски абсолюта»; Балтазар и его безумие. Его разрушение, его отчаяние. Я вернул эту книгу в футляр. Хорошее собрание книг, которые невозможно читать. Слишком тонкая бумага, крошечные буквы, от которых можно ослепнуть. Платить так дорого за то, чтобы потерять зрение! Я заметил менее престижное издание: роман «У пристани» Гюисманса, зажатый в тиски между правой стенкой шкафа и Цвейгом, последним из Плеяды. Я с трудом достал его оттуда, сломав при этом ноготь.

«У пристани» Гюисманса. Переход пирога к бабушке вызвал у меня кошмары, которые продолжались много недель. Кулинарные курсы, где учат готовить еду из мертвецов…

«– А ты тоже помнишь свою бабушку, малыш?

Ребенок задумался. В годовщину смерти этой почтенной дамы дома готовят пирог с рисом, которому придают запах тела покойной. По какой-то странной причине она при жизни пахла нюхательным табаком, и с тех пор, как она умерла, его ароматом пропитывают цветы апельсина».

Романист, сошедший с ума. Испуганный читатель. Представить себе эту сцену, представить, как я ем свою бабушку! Не нужно было идентифицировать себя с героем, но уже поздно. И кошмары повторялись каждую ночь. Я на кухне, на мне великолепный фартук, завязанный на шее. На фартуке рисунок-принт – петух, красный, как кровь. Почему петух? Почему цвет крови? Не имею ни малейшего представления. Я готовлю себе на полдник пирог с йогуртом. Работа по рецепту закончена; я готовлюсь поставить форму в печь. Тут в кухню входит мой отец, протягивает мне коробочку с сероватым порошком и говорит: «Это твоя бабуля! Добавь это в тесто». Я не решаюсь на такое; он настаивает: «Это приказ!» Против своей воли я добавляю этот порошок. Через час мы, отец и сын, сидим за столом. Перед нами кусок пирога, и такой большой, что под ним не видна десертная тарелка, на которой он, должно быть, лежит. Я ем свою бабушку. Мой отец всегда ее ненавидел. К моему удивлению, вкус приятный. Я беру вторую порцию. И тут под моим зубом трещит что-то твердое – конечно, осколок кости. Я громко кричу.

Кошмар, достойный фильма ужасов, снятого кинематографистом-любителем. Бюджет крошечный, но эффект гарантирован.

Я сажусь обратно на свой вращающийся стул. Немного покручусь на нем: это успокоит мой страх перед Гюисмансом и сделает немного приятней мрачную атмосферу этой квартиры.

– Ян придет через пять минут; он заканчивает одеваться.

Я уронил роман, и тот упал на идеальный паркет. Я снова подумал о своих попытках настелить у себя в кабинете паркет – одно из тех изделий, которые владелец «устанавливает самостоятельно», и для продавца установка паркета была «детской игрой»… Мне так и не удалось это сделать! Паркет почти везде поднимался, и это делало кабинет опасным для того, кто не знал топографию пола. И сколько часов я потерял зря, скорчившись, с резиновым молотком в руках. У матери Яна паркет был гладким, как лед на катке зимнего курорта класса люкс.

– Извините меня, пожалуйста: я не смог устоять перед искушением посмотреть ваше собрание книг.

– Пожалуйста, смотрите сколько угодно! В них больше уже никто не заглядывает. У меня нет желания, а мой муж заходит к нам лишь ненадолго. Что касается Яна, вы скоро поймете, что у него другие интересы.

– Однако ваше собрание, осмелюсь сказать, не отстает от времени.

– Да, я забочусь о том, чтобы регулярно покупать книги. Ян в конце концов начнет их читать. Или это сделают его дети… Простите, я даже не представилась. Меня зовут Анна.

Анна – солнечное имя в полумраке.

– Он начнет их читать, это несомненно.

– Не хотите ли кусок пирога, пока ждете? Наша кухарка отлично готовит пироги. Если вам нравится начинка из цветов апельсина, это будет для вас настоящее наслаждение.