Моя жизнь с Евдокией - Людмила Старцева Страница 19

*****

Итак, мы прожили год в качестве сельских обывателей. Это был тяжелый год — без газа, без горячей воды и вообще без воды (счастье, что она есть во дворе, прямо у крыльца, выяснилось, что у многих селян и этого нет, ходят за водой к колодцу, что в конце улицы), без туалета в доме, без стиральной машинки и еще много без чего. И, как оказалось, без всего этого можно жить. Что так живут тысячи и тысячи жителей сел и деревень.

И еще оказалось, что сельская жизнь, если быть внутри процесса, а не смотреть на него по телевизору, совсем не такая, как ее принято показывать на экране. Это вовсе не аккуратные старушки в белых платочках, с кринками молока в морщинистых руках и с вселенской мудростью в глазах. Не озорные мужики, умельцы на все руки, лихо пляшущие под гармошку после трудов праведных. Не сидящие на завалинке старики, и не розовощекие молодухи, клубящиеся в хороводе под сенью берез.

Может быть раньше, очень-очень раньше, так оно и было. Нынче же село — место, где всяк выживает, как может. Если это хозяйство, где есть одна-две коровы, по двору и за забором гуляют куры-гуси, в сараюшке повизгивают свиньи, а в огороде, размером с футбольное поле, колосятся картошка-морковка-свекла и прочий овощ — значит, хозяева всего этого добра обречены на каторжный труд — без выходных и праздничных, без отпусков и больничных. Перерыв делается только на сон, и на поесть то, что вырастили.

Но таких мало. Главное качество нового крестьянина — это отвращение к труду — как к чему-то бессмысленному, бесплодному, не оставляющему времени на собственно жизнь, на мелкие радости, доступные горожанину — чашку кофе, утренний душ, прогулку в парке, мороженое или бокал вина на веранде кафе. Люди поняли, что картошку проще и дешевле купить, чем вырастить. Я была удивлена тем, что по сельским улицам круглый год ездят машины с картошкой, морковкой, яблоками, луком. Мне казалось, кто будет покупать овощи и фрукты, если практически каждый житель села является владельцем гектара, а то и двух, земли? Покупают. Я приставала к соседям с вопросом — почему не выращиваете? Земли много, можно вырастить все, что угодно и в любых количествах. Можно, говорят, но тяжело и дорого. Лето в последние годы приходит рано, в мае уже жарко, и жара стоит практически до октября. Если нет дождей, в поле ничего не вырастет. О поливе не может быть и речи — вода в селе дороже, чем в городе, а денег у сельского жителя меньше, чем у горожанина. Воду в селе экономят, как впрочем, и все остальное — электричество, газ, мыло, одежду, обувь.

Я тоже привыкла экономить. Вернее, не привыкла, и вряд ли привыкну. Но я — реалист, и понимаю, что жить нужно по правилам, которые тебе диктует место, где ты живешь. К тому же, благодаря интернету, мы потихоньку стали обрастать новыми друзьями, а они — стали помогать нам выживать.

Вчера мы получили посылку из Киева — два больших пакета с сухим кормом: для кошек и для Дуси. Пока я ножом вспарывала коробку, мне оттоптали все ноги, а Евдокия еще и носом истыкала везде, куда смогла дотянуться. Конечно, если бы я не отбивалась задней ногой, Дуся непременно дотянулась бы до коробки, чтобы первой вкусить от даров. Но я была ловка и стремительна, как этот, как его… ну, который ногами машет и кричит «йохху!» Ну, да пес с ним, телевизор мы давно уж не смотрим, поэтому все эти лихие ногомашцы остались за кадром.

Насыпала корм в миски и, как в прежние времена, когда в нашем доме жили достаток и благополучие, кошки нырнули в Дусину миску, а Евдокия сладко захрустела кошачьим кормом. Памятуя, что силовыми методами ситуацию не изменить, я оставила все как есть.

Нахрустевшись вдоволь, Дуся сыто икнула и сказала:

— Я же говорила тебе, что все будет хорошо, а ты плакала. Это ничего, что у нас денег мало, зато друзей много. Жалко, что я читать не умею, я бы такое написала в этом твоем фыс…бус… — нас этим кормом завалили бы с головой.

— Это идея — сказала я — с завтрашнего дня будем учить тебя читать и писать.

— А давай мы сначала научим Анфису или, вон, Ваську, им все равно делать нечего, целыми днями валяются у печи.

Я посмотрела на Анфису, стряхивающую с усов невидимые миру крошки, на Василису, сидящую недвижимо, словно объевшийся Будда, на Соню, вылавливающую лапкой остатки еды из Дусиной миски…

И поняла, что быть мне грамотной в одиночку, и отдуваться одной за всех. И переживать, и думать, чем накормить, и плакать по ночам от страха, что заканчиваются еда и деньги (а они, заразы, словно сговорившись, имеют обыкновение заканчиваться одновременно), и радоваться, что все мои любимые сыты и здоровы, и смеяться, обнимая Евдокию за толстую шею, и поплотнее накрывать одеялом котов, морозными ночами клубящихся в моей постели.