Потерял слепой дуду - Александр Григоренко Страница 19
Потерял слепой дуду - Александр Григоренко читать онлайн бесплатно
* * *
В те сутки Дина не ложилась. Утром проводила Шурика, села на кухне у окошка и стала ждать, как верная жена из народной песни, – вздыхая и мечтая о том, что все наладится, теперь она будет не чья-то дочь, ученица, воспитанница, а женщина и все у нее будет свое и настоящее. Страх ее улетел вместе с рассветом, блаженно она провела полдня, потом начала готовить обед, и так, в непамятных заботах, провела время до заката.
А потом она смотрела, как стремительно и жестоко меняются зеленые цифры на электронных часах, так же сидела у окна, в котором уже невозможно было различать прохожих. Она выключила свет, чтобы лучше видеть темную улицу, но никто не приближался к калитке. Перебрала она множество разных утешительных мыслей: что ехать, наверное, очень далеко, а может, Шурику велели работать в первый же день, или заставили съездить за какой-нибудь нужной бумажкой, или он сам заехал в гости к своему дяде, хорошему человеку. Но утешали эти мысли ненадолго, они выворачивались наизнанку и мучили, мучили… После полуночи она стала думать, что этот большой мальчик, похожий на глазастого медведя ее детства, мальчик, которого она сама выбрала и приручила, вовсе не способен превратиться в мужчину, он вечный внук, нет в этих огромных глазах и отблеска той злости, какая есть у многих мужчин, даже у ребят из гаража.
Потом, возражая себе, она старалась вспомнить недавние месяцы, уверить себя, что это не так, ведь он усердно искал работу и работал, когда получалось. Нет, он может, может, может то же, что и другие мужчины, при этом оставаясь все тем же плюшевым…
Потом пришли сухие страшные мысли – она думала, что его больше нет. Она думала, как его не стало – попал под машину, убили.
Как его убили? Где? За что? Она вдруг вспомнила о тех, из гаража…
Раздевая его, она ужаснулась не обмотанной бинтами голове, а ногам – вздувшимся, красным, с уродливо растопыренными пальцами.
Он уснул, и она уснула, потому что не было уже сил ни сидеть, ни смотреть, ни думать.
Утром она посмотрела на него. Он сопел тяжко, раздувая широко ноздри, из которых показались волосы – раньше она не замечала, или вовсе не было их. Видела, что нет больше мягких, влажных губ, стали они незнакомыми, твердыми, напряженными. Щеки опали.
Он изменился для нее внезапно и весь. Он принес все, чего она боялась, и обрушил все, о чем мечтала. Может быть, не страшила ее потеря документов, не так пугала его рана, как то, что сам он переменился. Пусть не по своей вине, бедный, бедный мальчик…
В больницу так и не обратились. Он сказал ей: «Не надо», – и она не спорила. Не было в ней готовности броситься, вцепиться за него в загривок врага, как тогда, летом; теперь она думала о себе и о том, как она теперь будет любить его… Он спал подолгу, проснувшись, рассматривал поблекшими глазами узоры на обоях. Он не жаловался на голову – только на ноги, которые она боялась открывать: из монотонно красных стали они бурыми, пятнистыми, покрылись белесыми волдырями. Дина смазывала их ватой, смоченной в постном масле, – ничего другого она придумать не смогла, да и не было ничего другого. Так прошло дня три, за которые она успокоилась и поняла, что ухаживает за ним из одного лишь чувства вины.
Всхлипывая, она повторяла про себя: «Прости меня, миленький, прости меня…» Она больше не любила его.
Она плакала оттого, что так неожиданно рухнула эта любовь, которую теперь оставалось только вспоминать.
Потом к ней пришла мысль, что будет она жить так, как сейчас, выходит его, отдаст в больницу, все повторится, пусть даже без любви…
Ночью проснулась она от запаха – запах, тошнотворный, вызывавший только желание убежать, сочился из-под его одеяла. Это засмердели его обмороженные ноги. Она собрала постель, легла на кухне, на полу. Утром сходила в аптеку, купила на оставшиеся копейки бинт, обмотала его ноги, но запах не исчез: раздавленные язвы засыхали на белой ткани…
Не было уже ни любви, ни вины, ни слез. Жить с ним стало нельзя. Дождавшись, когда он уснет, Дина собрала вещи и уехала к матери.
Анна жила в далеком городке Нижнеудинске, с которым теперь ее связывала только могила мужа, воплотившего давнюю мечту всех государств: он честно служил и умер от инсульта через месяц после выхода на пенсию.
Анна давно собиралась оставить этот город, но жилье в Прибайкалье стоило намного дешевле, чем на родине, – оставался только родительский, один на двоих с сестрой, дом в деревне. Уже несколько лет она жила в нем с начала мая до конца сентября.
А в тот год она приехала чуть позже, в первых числах июня. О том, что происходит между братьями, она знала, но преображение шпигулинского дома удивило ее несказанно: Анна не думала, что так могут выглядеть разделившиеся дома, она ожидала увидеть его заколоченным, погибающим. Позже, конечно, выяснилась совсем неудивительная вещь, что преобразователь здесь один, Коська, – не от Шурки же ожидать такого. И оттого стало ей невыносимо жаль зятя, обманутого мерзким чужим человеком.
Когда пили они чай в новой пристройке, Анна говорила сострадательно, перебирала все беды, которые пошли от этого разделения: как размещаются они семьей, разговаривают ли с Шуркой, не строит ли козни та злыдня, будут ли делить огород… Как бы невзначай спросила: «Шурик, когда приезжает, тоже здесь ночует?»
– По подъездам он ночует, – ответил Константин с усталым спокойствием, как отвечал всегда.
– Как? – Анна отшатнулась, а он шумно отхлебнул из чашки и продолжил с тем же усталым спокойствием:
– В марте, что ли… ну да, в марте, холодно еще было… утром сосед в дверь звонит, говорит: там на первом этаже на лестничной клетке бомжара лежит, вроде на племянника твоего похож. Пошел, посмотрел, он и есть.
– И чего?
– Да ничего. – Константин допил чай, сунул в рот сигарету и закончил скороговоркой, сквозь сжатые губы: – Денег дал, триста рублей, и выпер к едрене матери. – Он закурил.
Анна молчала, потом спросила тихо, будто стесняясь:
– Ко-ось, ты зачем так?
Константин посмотрел на нее, как смотрят на вроде бы умного человека, не понимающего простой вещи:
– А-ань, он весь подъезд провонял, аж глаза режет. Куда я его поведу? К Люське, что ль? К Лидочке?
– И больше не видел его?
– Нет. Тут, знашь ли, своих приключений хватает. У Люськи вон совсем дело… Не могут живого места найти, куда уколы колоть. – Он говорил, глядя в сторону, куда-то в дальнее окно. – А Шурик… Женился два раза. Бегать, что ль, за ним?
– А девушка, которая с ним приезжала? Он вообще чего-то говорил тебе?
– Ничего не говорил.
Он уже не скрывал подступившего раздражения. Анна не обиделась, поняла – слишком многого требует она от этого человека, может быть, такого же несчастного, как его племянник.
Она заговорила о чем-то другом, мирном, удобном для всех, Константин с радостью поддержал, будто был благодарен за эту вежливую перемену. Разошлись они затемно довольные тем, что они близкие, умные люди, понимающие друг друга без лишних слов.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments