Я жива. Воспоминания о плене - Масуме Абад Страница 19

Между тем в город прибыли официальные иностранные информагентства, которые занесли пожар в кинотеатре «Рекс», унесший жизни трехсот семидесяти семи человек, в список самых смертоносных пожаров, случившихся в тех или иных общественных местах после Второй мировой войны. Пожар в кинотеатре «Рекс» потряс Иран и стал национальной катастрофой. Спустя несколько дней группа правозащитников опубликовала декларацию, в которой подчеркивалась вина правительства в пожаре, случившемся в кинотеатре «Рекс», и говорилось: «Как объяснить тот факт, что в городе, имеющем крупнейшие нефтяные предприятия и самую оснащенную и модернизированную систему пожаротушения, пожарные машины остались без воды?!» Несмотря на это, Организация государственной безопасности шахского режима многократно объявляла революционные силы и улемов виновниками этой антигуманной акции.

Спустя три дня после трагедии в кинотеатре «Рекс» его светлость имам Хомейни (да будет мир с ним!) объявил: «Эта трагедия – творение рук шаха для того, чтобы сбить с толку и запутать людей внутри страны и за ее пределами. И то, что пожар распространили полосой по всему кинотеатру, а после двери оказались заперты жандармами, – дело рук людей, владеющих ситуацией. Кто, кроме шаха, который периодически осуществляет акты зверского геноцида мирных жителей, творит подобный произвол?»

Ночью свет в домах и на улицах не гас, и все были в ожидании. Родственники погибших каждый день приходили к кинотеатру «Рекс». Они часами сидели на месте убийства их родных, читали траурные поминальные стихи – роузе, самоистяза-ли себя и требовали наказать виновника гибели их близких. Мечети Абадана ни минуты не пустовали, а стены города были увешаны листовками скорби и чествования памяти жертв трагедии в кинотетаре «Рекс».

Осень 1978 года в рабоче-нефтяном городе Абадан, которая началась школой, учебниками, учителями и уроками, сопровождалась революционными лозунгами людей, не желавших находиться под гнетом и деспотией. После смерти трехсот семидесяти семи ни в чем неповинных жертв город как будто очнулся от летаргического сна. Но цена, которую мы заплатили за свое пробуждение, была чудовищно высокой! Мы пробудились так болезненно и тяжело, что никакая сила более не могла усыпить нас снова или застлать наши глаза пеленой. Каждый вечер мы вместе с родственниками погибших в кинотеатре «Рекс» собирались в хусейние ^[38] исфаханцев, несмотря на действие военного режима и многократное предупреждение со стороны жандармов САВАК о запрете собраний, и в конце мероприятий выходили массово на улицу, где, скандируя пламенные лозунги, обличали и позорили агентуру шахского режима.

Дом бабушки был известен как хусейние имени Сейеда аш-Шохада (т. е. Предводителя мучеников, имама Хусейна). Она рассказывала: «Первый кирпич этого дома был сделан из земли, привезенной из Кербелы». Когда дедушка поехал в Кербелу для совершения паломничества, он привез оттуда для отца в качестве сувенира кольцо Шараф-аш-Шамс ^[39], а для себя – пригоршню земли из Кербелы. Он построил на пятидесятиметровом клочке земли дом с тремя небольшими комнатами. А над входной дверью он повесил табличку с надписью: «Это благо дано мне милостью моего Создателя». В этом доме ежегодно проводились поминальные траурные мероприятия и собрания с чтением повествований о страданиях имама Хусейна и его близких соратников в течение десяти дней Ашуры. На мероприятиях присутствовала колыбель Али Асгара ^[40](да будет мир с ним!). Варили три больших котла халима. Всё это сопровождалось трогательным и трепетным оплакиванием и самоистязанием. Хусейние бабушки стала местом профессиональных плакальщиков и синезанов, бьющих себя в грудь (что символизирует готовность отдать жизнь за ислам). Кубок Предводителя всех мучеников, в свою очередь, не допускал, чтобы кто-либо прошел по той улочке жаждущим, и был готов напоить прохладной водой каждого. Добронравие и приветливость бабушкиных домочадцев превратили ее дом в траурный шатер имама Хусейна и его семейства.

Понемногу в воздухе начинал витать дух священного месяца мохаррам ^[41], имама Хусейна (да будет мир с ним!) и Кербелы. Мохаррам стал хорошим поводом соединить нашу боль с болью Кербелы и облачиться в одежды религии и революции. Бабушка готовилась к траурным вечерам памяти Сейеда аш-Шохада с полной уверенностью в том, что эти поминальные мероприятия после декады Ашуры устранят все существующие проблемы. Она говорила: «Ваша проблема в том, что ваша вера слаба и вы пытаетесь решить все проблемы сами». Она искренне говорила эти слова и проводила поминальные траурные вечера так задушевно, что каждый прохожий невольно останавливался у двери ее дома. В тот год мероприятия, проведенные бабушкой в декаду Ашуры, стали абсолютно эпическими, носящими в то же время политический окрас. Большинство тех, кто восходил на мин-бар, были молодыми людьми, которые говорили о миссии и значении пролитой крови имама Хусейна (да будет мир с ним!) и современных днях.

Поистине, траурные проповеди, которые бабушка организовывала у себя дома, придали ее душе зеркальность и сияние. События, произошедшие после декады Ашуры, в определенной степени решили имевшиеся проблемы и облегчили пути. Бабушка вместе с нами участвовала в демонстрациях, манифестациях и парадах. Тех, кто не приходил на демонстрации и препятствовал участию в них других, люди называли прихвостнями САВАК. Несмотря на то, что центром провинции Хузестан являлся город Ахваз, центральное ведомство государственной безопасности шахского режима располагалось именно в Абадане ввиду наличия в нем нефтеперерабатывающего завода и большого экономического значения этого города. Митинг привел к тому, что САВАК вместе с его пособниками и приспешниками оказался в изоляции. Происходившие политические события, бесконечные ротации на посту премьер-министра и бегство шаха с его супругой Фарах сулили конец деспотичного шахского режима и приход имама. Многие, однако, думали, что история повторится, и шах вернется, как это было двадцать восьмого мордада 1332 года (19 августа 1953), и его примут со всеми почестями. Он бежал, но военные жандармы все еще стояли у его монумента с оружием в руках. Во многих городах страны успели демонтировать памятники шаху, однако в Абадане его памятник охранялся посредством оружия. Одним зимним вечером Салман и Мохаммад прибежали домой, суетливо завели машину Рахима и торопливо поехали на ней на площадь, где был установлен монумент шаху. С каждой минутой количество демонстрантов становилось все больше и больше, и наконец, каменная статуя шаха была разрушена и осыпалась после предпринятой демонстрантами атаки, сопровождавшейся яростными криками.