Лилит (сборник) - Алексей Мефодиев Страница 19

– Ты почему Сукурову не принимаешь? – послышался его раздраженный голос.

– В каком смысле, Петр Иванович?

– В прямом. Она к тебе целое утро попасть не может. Ты, я смотрю, занятой стал очень.

– Она мне не звонила.

– Ты заканчивай на ней свою злобу срывать. Чтоб я от нее на тебя больше жалоб не слышал, – и он разъединился.

Тут же ему позвонила Сукурова.

– Добрый день. К Вам можно? – поинтересовалась она.

Куликову ничего не оставалось, как только сказать, что она может зайти. Когда он увидел ее через свои стеклянные стены, то был поражен постигшими ее переменами. Она шла неуверенной походкой, как будто боялась чего-то. Голова ее поникла. На лице практически отсутствовала косметика. Под глазами были синяки. Взгляд ее выражал страшную тоску, которую Куликов сразу же принял на свой счет.

– Не надо закрывать дверь, – сказал он ей вместо приветствия.

– Здравствуйте, Сергей Александрович. Конечно, как Вам будет угодно. Могу я хотя бы сесть? – печально спросила Сукурова.

– Садитесь, – не дать ей сесть могло означать новые обвинения в его грубости с подчиненными.

– Спасибо, Сергей Александрович. Я вынуждена была обратиться к Буренкову, этому страшному человеку, чтобы Вы приняли меня, только потому, что я знала, что по-другому Вы откажете мне даже в пятиминутной аудиенции. Надеюсь, Вы простите меня за эту маленькую дерзость, – Сукурова говорила очень тихо, так, чтобы сотрудники не могли услышать ее через открытую дверь.

– Буренков – страшный человек?

– Да, поверьте мне, это страшный человек. Вы не знаете, как он вел себя со мной в командировке! Мне до сих пор стыдно, стыдно, стыдно! – на глаза ее навернулись слезы.

– За что же Вам стыдно, позвольте спросить? – злорадно поинтересовался Куликов.

– Стыдно за него, за себя, что я не смогла… Сергей Александрович, я уже две ночи не сплю. Я так больше не могу. Мне нет прощения. Но Вы, Вы не такой как другие. Вы должны меня хотя бы выслушать. Конечно же, я так виновата перед Вами. Ах, мне нет прощения! – трагически шептала она.

– О каком прощении Вы ведете речь? Вы думаете, что я такой дурак, чтобы простить Вам обвинения в сексуальном домогательстве!? – прошипел Куликов. Голова его уже давно пошла кругом от аромата ее духов. Сознание его спуталось, а страсть с новой силой проснулась в нем. Овладеть ею прямо здесь, при всех, грубо, демонстрируя всем свое превосходство над этой женщиной, как и над всеми своими соперниками!

– О чем вы говорите?! – в удивлении вскинула голову Сукурова, и их глаза встретились.

– Вам лучше знать о чем!

– Не хотите ли Вы сказать, что я, которая люблю Вас больше жизни, могла причинить Вам хоть какой-нибудь вред! Скажите, Сергей Александрович, кто, кто Вам такое мог сказать про меня?

– Ваш любовник, Буренков!

– Он мне не любовник! Но какой негодяй! Теперь я понимаю! Он догадывается, что я люблю Вас, и не может этого перенести. Он очень завистлив. Я подозреваю, чтобы Вы не мешали ему, он собирается уволить Вас под любым предлогом! Ах, это страшный, страшный человек! Но как Вы могли поверить в такое? Хотя, конечно, что вам еще оставалось, когда меня не оказалось рядом. Я не должна, не должна была ездить с ним! Я пыталась, но он угрожал мне увольнением. А на что же я буду жить? Я же теперь совсем одна.

– Почему же Вы мне сразу не сказали, что Вам угрожают?

– Я боялась за Вас. Вы же так благородны! Я боялась, что Вы предпримете необдуманные действия и повредите себе, испортите свою карьеру. Я не могла этого допустить. Ах, Сергей Александрович, думаете, легко мне было тогда собрать свои вещи и уехать, не зная, пустите ли Вы меня назад? Я была жестока к Вам, но это только от любви. Разве могла я Вам тогда рассказать всю правду, всю эту грязь? – все это время глаза Сукуровой неотрывно смотрели в глаза Куликова, и он почувствовал, что тонет в них. – Конечно, Вы теперь прогоните меня, как падшую женщину. Так мне и надо! Но знайте, что у меня с ним ничего не было. Да, я ездила с ним в командировку. Да, он пытался там со мной переспать, но я отказала ему. Я даже вынуждена была его ударить. И теперь я жду, когда он уволит меня. И тогда у меня совсем ничего не останется. Но я благодарна Вам уже за то, что Вы хотя бы выслушали меня, – и она стала подниматься с кресла, собираясь покинуть его кабинет.

Оказывается, вот как все было! Какая же мразь Буренков! А он, Куликов, проклинал ее, хотел ее бросить!

– Подождите, Лилия Семеновна, – голос его прерывался от волнения.

– Да, Сергей Александрович? – она снова посмотрела на него своими бездонными глазами.

– Если это все, как Вы говорите, если это действительно… – он сбился и потом выдавил из себя дрожащим голосом, – едем ко мне прямо сейчас!

– Но рабочий день еще не кончился, – дерзкая улыбка показалась на ее красивых устах.

– Плевать на рабочий день, я хочу тебя!

Они быстрым шагом покинули помещение. Около лифта кто-то из сотрудников обратился к Куликову, пытаясь объяснить, что дело срочное. Но тот только раздраженно махнул рукой и сказал, чтобы заходили завтра.

Они провели вместе несколько незабываемых дней. Куликов был на вершине блаженства. Его счастье, однако, оказалось недолгим. Как-то раз после обеда Сукурова зашла к нему в кабинет, когда у него проходило совещание, и сообщила, что этим вечером Буренков берет ее с собой на деловой ужин. Куликов насторожился, но в присутствии других людей ему не оставалось ничего другого, как только молча кивнуть головой. Через час он получил от нее смс-ку: «Не волнуйся. Я люблю тебя. До вечера». После окончания рабочего дня Куликов остался посмотреть кое-какие документы. Но, поймав себя на том, что, не понимая смысла, перечитывает раз за разом одну и ту же страницу, он с досадой захлопнул папку с документами и вышел на улицу.

Лето было в самом разгаре. Весело светило солнце. Шелестели листья деревьев. Рядом с ним прошла какая-то молодая пара. Юноша, улыбаясь, обнимал девушку, а она звонко смеялась. Куликова все это только раздражало. Ему нужна была Сукурова.

Оказавшись один в своей квартире, он ощутил какую-то особенную внутреннюю пустоту и спустился за водкой в магазин, где наткнулся на Петровича. Они не виделись с той самой ночи, когда он отвез его к Асе. Разговаривать с Петровичем Куликову не хотелось. В его жизни с тех пор в очередной раз многое изменилось. Но Петрович увлек его на бульвар. Они присели на скамейку.

– Как дела? Когда тренировки начнешь посещать? – жизнерадостно поинтересовался Сэнсэй.

– Нормально. Как у тебя? – пробурчал Куликов.

Петрович окинул его проницательным взглядом и доверительно спросил:

– Ты же хотел с ней порвать? У тебя воля есть?

– Послушай, я не хочу с ней рвать. Зачем мне с ней рвать, если это любовь?