Невинность палачей - Барбара Абель Страница 19

Избавившись от орудия преступления, подросток начинает подавать признаки жизни. Обращает к матери растерянный взгляд, и его расширенные от ужаса зрачки кажутся пустыми. И то, что она видит в глазах сына, режет женщине сердце больнее, чем осколок яичной скорлупы – детскую ладошку.

– Тео, тебе лучше присесть, – шепчет она, обнимая мальчика.

Она подводит сына к кассе и усаживает в кресло, которое до появления грабителя занимал Гийом. Подросток подчиняется механически, как марионетка.

– Побудь тут, – продолжает она с успокаивающими интонациями в голосе, хотя сама как никогда далека от спокойствия. – Я развяжу остальных, а потом мы решим, как поступить. Просто посиди тут. Только не трогай ничего, хорошо?

– Будем надеяться, он вас послушается! – с горечью замечает Тома Пессен. – Тогда у нас будет шанс выбраться отсюда живыми.

Алин и заложников разделяет всего пара метров, когда она вдруг замирает на месте.

– Что вы подразумеваете под словами «тогда у нас будет шанс выбраться отсюда живыми»? – с ноткой враждебности интересуется она.

– Если бы он вас послушался, когда вы просили отдать оружие, ничего этого вообще бы не случилось! – отвечает молодой бухгалтер дрожащим голосом, который ясно демонстрирует, что и он уже на пределе.

– Да если бы он не вмешался, тот псих до сих пор держал бы вас под прицелом! – возмущается Алин, указывая пальцем на труп налетчика.

– Позвольте с вами не согласиться! Тот псих как раз уходил, когда явился ваш сын. Зато теперь мы все замешаны в убийстве!

– В убийстве… – повторяет за ним шокированная Алин. – Но… Но это же был несчастный случай!

– Хорош несчастный случай! – язвительно усмехается балансирующий на грани истерики бухгалтер. – Выстрел в спину и с расстояния меньше пяти метров до цели? Я лично думаю, что флики дадут парню медаль за меткость!

– В категории юниоров, – добавляет Жермен Дэтти с издевательской снисходительностью в тоне.

Алин лишается дара речи. Голова идет кругом, она пытается восстановить эпизод в памяти, идентифицировать элементы, которые доказывают, что со стороны Тео это была самозащита, что он такая же жертва, как и остальные. Картинки сталкиваются у нее в голове, смешиваются, перепутываются. Их размолвка, пистолет, Тео отказывается ехать с ней к дедушке, кассир связывает заложникам руки, игровая приставка PS4 валяется на полу, труп грабителя в луже крови…

Алин трясет головой, чтобы в ней хоть немного прояснилось. Это несчастный случай! Конечно же! Ее сын Тео мухи не обидит…

Тео не убийца!

Он не такой, как те дети, о которых пишут в газетах, – совершенно оторвавшиеся от реальности, поведенные на жестоких видеоиграх, которые палят по всему, что движется, и заканчивают свои дни в тюрьме или психиатрической больнице!

Тюрьма. Психиатрическая больница.

Алин закрывает глаза, сосредотачивается… Не время предаваться отчаянию. Мало-помалу события выстраиваются в ряд, словно переписываются набело, занимают свое место у нее в сознании: Тео не хочет ехать к деду, шумное выяснение отношений, Тео дуется, пока они едут в машине…

Вспышка, вторжение мужчины в балаклаве, крики, страх, опасность, вопросы, угрозы, рыдания…

Тео держит грабителя на мушке. Тео отказывается отдать ей пистолет, когда она приказывает…

В горле пересыхает, болью сводит живот, сердце начинает стучать быстрее и сильнее.

Тео наставляет пистолет на молодую женщину в спортивном костюме, и Алин не понимает, как это вышло…

Кровь застывает у нее в жилах.

Тео без предупреждения стреляет грабителю в спину…

Подавляя позывы к рвоте, она отчаянно ищет смягчающие обстоятельства, факты, которые бы доказывали невиновность ее ребенка.

Представлял ли грабитель какую-либо опасность, когда Тео в него выстрелил?

Кружится голова, становится тяжело дышать, тошнота бушует в животе, рвет внутренности, подкатывает к горлу…

Преступник удирал с награбленным, и Тео хотел остановить его, но вовсе не собирался убивать – убедительно ли такое объяснение?

Алин поворачивает голову. Пластиковый пакет все еще лежит на полу. Жо и не пытался его унести.

Земля уходит из-под ног, стены опасно нависают над ней, еще немного – и сплющат, раздавят, как насекомое…

– Он шевелится! – внезапно выкрикивает Софи Шене, глядя на труп расширенными от страха глазами.

Все головы поворачиваются в ту сторону.

– И зачем так кричать? – спешит возмутиться Жермен Дэтти.

– Я точно видела, как он шевельнулся… – жалобно бормочет молодая женщина. – Нога… У него дернулась нога!

– Если что-то и дергается, то у вас в голове, дитя мое!

Возглас молодой рецепционистки пробивается сквозь отчаяние Алин. Пронзительное эхо посреди маразма, он взрывает ей мозг, производит эффект спасительного электрошока. Она вздрагивает, собирает в кулак свои истощенные силы, свою агонизирующую энергию, быстро подходит к трупу грабителя и грубо, как мешок, переворачивает его.

Надежда улетучивается как дым. Хватает взгляда, чтобы понять, что той девушке все привиделось. Преступник лежит у ее ног, и его грудь застыла, в ней не осталось ни малейшего дыхания жизни. Его лицо по-прежнему скрыто под маской и солнечными очками. Колени у Алин подгибаются, и, чтобы не упасть, она хватается за ближайший стеллаж.

– Ну? – часто дыша, спрашивает Софи.

– Он умер, – загробным голосом объявляет Алин.

– Раз уж вы там, снимите с него балаклаву, – бесцеремонно предлагает Жермен Дэтти. – Хочется посмотреть, как выглядит этот проходимец на самом деле!

У Алин уже нет сил одернуть пожилую грубиянку. Она опускается на колени возле трупа и невольно задерживает дыхание. Потом дрожащей рукой хватает за край балаклавы, на уровне шеи, и начинает медленно тянуть вверх. Шерстяной чулок приподнимается, обнажая полоску кожи.

Первое открытие – и словно нож в спину! Она оказывается черной, как эбеновое дерево.

Black! Налетчик африканского происхождения!

Тео выстрелил в тело без лица – анонимное, неспособное выражать эмоции, нечеловеческое. Но по мере того, как съезжает маска, оно обретает черты личности – со своей историей и судьбой. Когда же из-под шерстяной балаклавы наконец появляется лицо Жо, небо обрушивается ей на голову – на голову матери пятнадцатилетнего подростка, который только что совершил непоправимое.

Веки сомкнуты, рот приоткрыт… И это застывшее навечно лицо очень молодо. Парню восемнадцать, ну, самое большее – двадцать лет.

Совсем еще мальчик. Ребенок, оставленный без присмотра. Покинутый родителями малыш.

Жертва.

– Надо же! – восклицает Жермен Дэтти, не давая Алин времени оправиться от удара. – Молодому блэку всадил в спину пулю маленький белый буржуа, да еще и докторский сынок в придачу! Желтой прессе будет чем поживиться…