Печатная машина - Марат Басыров Страница 19

Это была Пряжка.

Черт, мне это понравилось.

Принцесса и наркоман на бережку Пряжки.

В этом было что-то пронзительное. Что-то, от чего веяло безысходностью и смертью. Тем, что находилось на противоположном полюсе от детей заката.

Мы сели на травянистый склон.

— Расскажи мне о нем, — попросил я.

Она вздохнула и посмотрела на воду.

— Его подставили, — сказала она. — Попросили принести немного на раскурку, а потом…

Начинается, подумал я с досадой. Как легко разрушить чужое, к чему не имеешь никакого отношения!

Я внимательно посмотрел на нее. Она больше походила на пацанку, чем на принцессу.

— А тебя резали? — вдруг спросила она.

Резали? В моем мозгу, как в тетрисе, никак не укладывалось это слово. Я пробовал и так, и эдак, пока, наконец, не допер.

— Конечно.

— Покажи, — попросила она.

Задрав футболку, я показал какой-то давнишний шрам. Царапнул где-то гвоздем.

— Его — тоже, — сообщила она, потрогав пальцем мой живот. — Уже там, на зоне.

И, глядя в глаза, приблизила губы.

Несмотря на весь ее багаж, мне было хорошо. Более того, мне было офигительно.

Меня даже стало немного потряхивать. Пару раз на воде мелькнуло отражение розовых крыльев.

Белая ночь спустилась к нам на берег. Она никак не хотела сливаться с темной водой.

Наконец мы встали и двинули в сторону общаги.

За время сидения на берегу я к чему-то незримо приблизился, но чтобы дотронуться, нужно было сделать один маленький шаг.

Мой взгляд опустился под ноги, и я увидел, что она была в тапочках.

— Ты чего в тапках-то? — удивился я.

— А, — просто сказала она. — Некогда было переобуваться.

Вот оно. О Господи! Внезапно я почувствовал, как кто-то потянул меня за сердце, вытягивая его в ее сторону.

По ходу, я неотвратимо влюблялся.

Подходя к общежитию, она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась.

— Не хочу в общагу, — поморщилась она. — Сегодня тетя Клава на вахте, она моего мужа хорошо знает.

Мы вошли в парадную соседнего дома и на лифте поднялись на последний этаж. Дверь на чердак была открыта. Пахло голубями и еще черт знает чем. Через небольшое окошко мы вылезли на крышу. Сели на самый конек. Я прижал ее к себе.

Слева белела полоса залива. Горбатились портовые краны. Под нашими ногами в сером мареве лежал город. Я ощущал себя завоевателем. Сегодня я покорил его сердце.

— Какой ты сильный, — прошептала она.

Над нами захлопали крылья. Я оглянулся.

— Пойдем спать, — сказал я.

Мы спустились вниз, и я нашарил в темноте лежащую на керамзите дверь. Мы легли на нее, она прижалась ко мне всем телом. Да, пахло голубями и еще черт знает чем. Я стягивал с нее лосины. Помогая, она приподнимала зад. Все было до того прекрасно, что, бляхо, я дал задний ход. Не сейчас, думал я, гладя ее по голове. Только не сейчас.

Она уснула, а я лежал и слушал, как она спит. Потом осторожно встал и вылез на крышу.

Солнце снова собиралось появиться из-за горизонта. Я сел возле кирпичной трубы и сразу же услышал шум, преследующий меня на протяжении всей ночи.

Поглядев налево, я увидел большую птицу, стоящую на длинных ногах на самом краю конька.

— Ого, — вздрогнул я.

Первые лучи окрасили птицу в розовый цвет.

Она повела длинной шеей.

— Фламинго, — вслух подумал я. — Розовый.

— Точно, — ответила птица и щелкнула клювом.

Еще и разговаривает. Я растерянно шмыгнул носом.

— Ты правильно сделал, — сказала птица. — Я горжусь тобой.

— Ты о чем?

— О том, что не воспользовался ею.

Я пожал плечами.

— Ненавижу пошлость, — ответил я. — Трахаться на чердачной двери — верх пошлости.

Фламинго переступил ногами, приблизившись на шаг.

— Не обманывай себя. Тебя остановило ее замужество. Ее дочь.

Я рассмеялся и сплюнул. Глупая птица.

— Сегодня я оттрахаю ее во все щели. Клянусь тебе.

Птица мотнула маленькой тупорылой головкой.

— Ты врешь мне. И себе врешь. Ты не такой.

— Какой, блядь, не такой?! — не выдержал я, но тут же, вспомнив о спящей, сбавил громкость. — Ты что несешь, голубка?

— Ты чистый и светлый, а то, что из тебя иногда выпирает, никак к тебе не относится.

Меня потихоньку стала доставать эта байда.

Чего-то я недопонимал.

— На самом деле, ты очень хороший, — частила птица, щелкая клювом. — Ты как дитя заката.

Опа-на! Не надо было ей этого говорить. Я все понял. Моментально.

— Ну-ка, — сказал я. — Подойди, пожалуйста, поближе.

Фламинго нерешительно смотрел на меня.

— Не бойся, — убеждал я. — Скажу чего-то на ушко.

Птица, стуча по металлу, подошла ко мне и наклонила красивую розовую головку.

Я взялся двумя руками за основание шеи и резко крутанул в разные стороны.

Солнце ярко-красной залупой выходило из-за горизонта.