Сквозь игольное ушко - Ольга Литаврина Страница 19
Сквозь игольное ушко - Ольга Литаврина читать онлайн бесплатно
Любочка и в самом деле забегалась: заваривала чай с медом, моталась в аптеку за прописанными лекарствами – им и пообщаться-то особо не пришлось. Антибиотик в прописанной двойной дозе должен был расправиться с вирусом за пять дней. Потом пришли слабость, вялость и даже дрожь в коленях. И получилось как-то само собой, что после выписки Малышева на работу обязанность водить машину перешла к Любочке – спокойной и заботливой, как всегда. Так и прошел весь третий месяц второго года после аварии. Венька уже знал, что эта дата надолго теперь останется точкой отсчета в его жизни.
Отсчета его второй жизни…
Для восстановления сил после болезни Малышев позволил себе еще «на чуточку» увеличить дозу «препарата Х». Правда, теперь все, связанное с ним, делалось им втайне от жены, все-таки это позор, что он не может справиться сам, а прибегает к помощи этого «лжедруга». Хоть и безо всякой уверенности в Любочкином наивном незнании. Скорее – наоборот. Вообще лето прошло для Веньки как-то незаметно. Он продолжал «открывать» для себя Любочку, потому что сама она о себе совсем ничего не рассказывала. Венька пробовал разговорить друзей, в частности словоохотливую Лиану Геннадьевну. И выяснил, например, почему из родных Любочки никого не было на их свадьбе. Оказалось, что из родителей у нее жив только отец, да и тот затерялся где-то в осетинской глубинке. Остальное – как всегда: русская родня со стороны матери не приехала, потому что не желала общаться с родней осетинской, со стороны отца. А те не появились на свадьбе по той же причине. Узнал, что от первого мужа (а Люба до него уже успела побывать замужем) ей досталась небольшая квартира, которую она сдавала. Это и выручало их новоиспеченную семью в трудные минуты, покрывая большую часть затрат на его лечение. Узнал, что жена в свое время окончила Литинститут и вполне могла бы вести литобъединение в его центре, но никогда об этом не упоминала и не жаловалась на свое «семейное служение».
Но самое главное открытие ждало Малышева впереди. Первого сентября, в День знаний, Лиана слегка подвыпила – сначала на банкете в своем институте, затем в Венькином центре. Разболталась, конечно, больше обычного, при всех расцеловала Веньку – «как своего шефа». И одновременно сунула ему в карман какие-то листочки.
– А это – тебе, Венечка, и чтоб никто не догадался! Попробуй узнать автора: чьи это вирши?
Венька сначала не придал значения ее словам. Однако проснулся среди ночи и сбежал от супруги, заперся в туалете, чтобы никто не видел. Примостился там на крышке унитаза – и забыл обо всем. В детстве он так же «срывался» в стихи запрещенного Гумилева, Мандельштама и Блока (кроме поэмы «Двенадцать»). Стихов и было-то всего четыре странички!
Пришел июнь. Как мало было мая!
Бесценно лето в северном краю.
Я летом ничего не понимаю,
Я и сама себя не узнаю…
В июне каждый вечер самоцветен,
Воздушный день – хрустально невесом,
И тянет сердце оставаться в лете,
Коротком и пленительном, как сон…
На яркой пленке киноаппарата
Минутным кадром исчезают дни;
И осень нарастает – как расплата
За все, что невозможно сохранить…
За дверью лета наступает осень,
А там – зима затянет холода…
И в волосах уже тускнеет проседь,
Которой раньше не было следа.
Ах, что с того! Июнь – сама беспечность!
Царь лета – сам спешит меня простить.
За дверью жизни притаилась вечность…
Но мы – с июнем! Так о чем грустить?
А дальше:
Все ворчат, мол, я – с приветом!
На работе – воркотня…
Золотая радость лета
Переполнила меня!
Ни женой мне образцовой,
Ни работницей не стать.
Мир зеленый; цвет пунцовый…
Все иное – суета.
И в семье рукой махнули:
Непутевая судьба!
…В дорогом Дворце июля
Ждут меня на первый бал…
Я в плаще из белых лилий
И в браслетах на руках
Затанцую, как учили,
В золоченых башмачках…
Каждый вечер с этой тайной
Я стремлюсь из дома прочь:
В дорогой Дворец хрустальный,
В мир цветной – из ночи в ночь.
Несомненно, я – с приветом:
Не сидится мне в дому,
Пропадаю в царстве лета,
Земно кланяюсь ему…
На лице – дыханье сада,
Запах меда – на губах.
Никого ругать не надо:
Сами слышали – судьба!
Венька перевернул страничку.
В старом фильме, знаешь: бедный Рональд Адэр!
Сам полковник Морэн целится в упор.
Ничего не сделать. Никого нет рядом.
У судьбы подписан смертный приговор.
В неизвестной ленте – сразу непонятно:
Кто ловец, кто жертва; кто – герой, кто – враг?
На полу в гостиной – розовые пятна.
Скомканные письма. Долгая игра…
Дети смотрят фильмы – обо всем об этом.
Пишут на бумаге, упражняя слог.
Время сочиняет мудрые сюжеты,
В новых кинозалах тихо и тепло…
Кто-то смотрит фильмы, кто-то верит в сказки.
У соседей – праздник; у родных – беда.
Надо б, как в сюжете, в кровь добавить краски:
Чтобы понарошку, чтобы – как вода…
Умирают Адэр и полковник Морэн.
Шерлок, многознайка, подскажите мне:
Кто снимает ленту, где мы все – актеры,
Кто – уже вначале – знает наш конец?
И последняя – четвертая страничка. Здесь почерк стал неразборчивым, и Венька не смог разобрать торопливые строчки.
– Веня, ты там? – Это Любочка, видимо волнуясь, осторожно постучала в дверь. Малышев ринулся к двери – с листочками в руках, – хотел поделиться впечатлением от этих живых стихов, возможно, спросить об авторе. Но Любочка взяла листочки в руки, сложила их – и, ни о чем не спрашивая, сунула в карман халатика.
И тут до Веньки дошло, почему словоохотливая Лиана Геннадьевна на этот раз не назвала ему автора!
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments