Рандеву с йети - Никита Велиханов Страница 19

— Звучит как песня — от Маркса и до Энгельса. Снежные люди. Неудивительно, что этот твой уфолог на учете у местных кадров. Он больше нигде не на учете?

— Пока вроде нет. Но ты погоди ерничать. Ерничать мы все умеем. Давай-ка лучше я тебе кое-что из того, что наши саратовские коллеги накопали за последние лет пятнадцать, расскажу с выражением. Страшилку на ночь хочешь?

— Валяй.

— Так вот. Шесть лет тому назад два каких-то придурка из бывшего совхоза «Новый» — это, кажется, под Энгельсом…

— Под Энгельсом, под Энгельсом.

— Ах да, я и забыл, что ты у нас абориген.

— А зря, между прочим, забыл. Аборигены знают потайные тропы и умеют договариваться с духами-хранителями гор. Так что если вы, капитан Ларькин, будете себя хорошо вести и пообещаете не слишком доставать меня всяческой чушью насчет снежных людей среди бела дня в Саратове на Набережной Космонавтов, то я успею за эти две недели показать вам живописные окрестности и договорюсь с шаманами, колдунами и прочими вуду, чтобы они не слишком нас с вами беспокоили. А теперь, пожалуй, можете исполнить свой номер. Что там случилось с двумя придурками из «Нового» шесть лет тому назад?

— Ты ей слово, она тебе — десять, — вздохнул Ларькин. — Ладно. Шесть лет тому назад два придурка из бывшего совхоза «Новый» выпивали на природе…

— Что, конечно, само по себе многое объясняет.

— Что само по себе ни черта не объясняет, так вот, выпивали они выпивали, а потом решили поразмяться и, отойдя по нужде в кусты, наткнулись, по их словам, на весьма приличных размеров обезьяну. Ростом обезьяна была около полутора метров, телосложения скорее хрупкого, нежели атлетического, и вообще не слишком походила на привычные описания йети. Они тем не менее были ребята грамотные и решили, что перед ними именно снежный человек, только маленький. Ну, скажем, подросток.

— Или хворал долго.

— Или хворал долго.

— Ну, так и что они с этой обезьяной сделали?

— Они ее поймали.

— Да неужто? Только она от них потом, само собой, сбежала, и кроме них никто ее, конечно же, не видел.

— Почти так. Обезьяна была не то больная, не то раненая, они так и не успели разобрать. Когда они на нее наткнулись, она лежала на земле и, судя по всему, спала. Потом проснулась и попыталась дать деру, но только у нее это не слишком хорошо получалось. Двое наших приятелей, а они, как я тебе уже сказал, были ребята грамотные, взяли ее в клещи, а потом один из них, кстати, мастер спорта по боксу в среднем весе, умудрился ее нокаутировать. Потом они — заметь, очень по-трезвому соображая, — связали ее куском оказавшегося в багажнике машины шнура и затолкали в этот самый багажник. И поехали домой. А приехав домой, первым делом позвонили в приемную саратовского ФСБ и спросили, почем те у них купят живого снежного человека. Почему они позвонили именно в ФСБ — большая загадка. Но хотели они за живого человека пять тысяч долларов. И спрашивали — есть у саратовского ФСБ такая сумма наличными или нет. Потому что если нет пяти тысяч, а есть, скажем, четыре, то они возьмут и четыре, а остальное рублями.

— И что, интересно, ответили им в приемной саратовского ФСБ?

— Угадай с трех раз. Но только они даже после второго ответа, что, мол, вот сейчас вычислят их номер телефона и уж тогда побеседуют с ними в более интимной обстановке и совсем по другому поводу, все равно не утихомирились. А принялись объяснять, как к ним удобнее проехать, потому что сами они своего снежного человека никуда везти не собирались, справедливо опасаясь, что возьмут его на пробу посмотреть, а потом ищи-свищи, ни обезьяны, ни денег. Йети они между тем переправили из багажника в подвал — хороший такой, говорят, подвал, как в гестапо: бетонированный от пола до потолка и лампочка на шнурке. Жрать ему давали — все подряд, что сами ели, то и давали. Только он все равно ничего есть не хотел. Только воду пил. А потом ушел. Никто так и не понял — как. Открыли в очередной раз погреб, чтоб воды ему налить, и он вроде как просто взял и вышел, и никто ему не стал препятствовать — как будто ступор на них на всех напал.

— И случилось это, конечно же, буквально за два часа до того, как приехала компетентная комиссия.

— За три часа. Но самое забавное, что компетентной комиссии все ж таки нашлось, чем озадачиться. Остался запах, весьма характерный — не звериный, но и не человеческий. Запах, конечно, к делу не подошьешь, но было и еще кое-что. Остались волосы. Немного, но вполне достаточно для того, чтобы провести анализ. Волосы не человеческие, хотя структура удивительно похожа. И ни по какому известному экспертам животному их также атрибутировать не удалось.

— Да иди ты?

— Вот и иди ты.

— А что ж тогда шесть лет назад никто никаких экспедиций туда не посылал — на поиски снежного человека? И почему теперь спохватились? ГРАС, насколько я понимаю, существует уже полтора года.

— Почему тогда не занялись — не знаю. Наверное, потому же, почему мы сами эти полтора года занимались совсем другими вещами. Потому что было чем заняться. Помимо проблемы поимки снежного человека.

— А как я пришла, так сразу другие дела кончились. — Ирина понимала, что говорить этого ей не стоило, но уж больно хотелось Ларькина позлить. И посмотреть, как он будет выкручиваться. Потому что она по-прежнему была уверена, что из Москвы ее сознательно убрали — куда подальше. И подольше.

— Нет, другие дела не кончились.

Ларькин стал вдруг совершенно серьезным, глаза у него как-то сами собой приобрели совершенно незнакомое, спокойное и как будто даже созерцательное выражение, и Ирина вдруг поняла, кого майор Борисов выбирает себе в противники, когда ему приходит охота испытать себя в искусстве рукопашного боя. Перед ней сидел уже не громила-увалень с кандидатской степенью, задвинутый на поиске братьев по разуму. Перед ней сидел сильный и жесткий боец, профессионал, знающий себе цену и не собирающийся дальше ломать комедию ради сопливой дурочки; которая попалась ему под ноги, как бездомная кошка.

— Другие дела не кончились. Как раз наоборот, они в самом разгаре. Но только ни тебя, ни тех твоих приятелей, от которых ты к нам пришла, они покуда совершенно не касаются. Так что, стажер Рубцова, будь добра, засунь язычок себе в задницу и делай свое дело. Сказано искать снежного человека — будешь искать снежного человека, вне зависимости от того, есть они на свете или нет. А там посмотрим. Мы на тебя, а ты на нас. Я достаточно понятно излагаю?

— Да, я поняла, — ответила Ирина. Дальше ломать комедию и в самом деле смысла не было. Дальше можно было играть в открытую. По крайней мере, здесь и сейчас — на две недели с Ларькиным. И она была на него не в обиде. Он оборвал ее не потому, что хотел показать власть. Не потому, что надоела. Он расставил точки над i и предложил показать карты, показав предварительно свои. Хотя бы часть своих карт. И она была ему за это даже благодарна. — Я поняла. Можно?

Она взяла у него из рук папку и примерно с час изучала материалы — относившиеся, кстати, не только к саратовскому Заволжью, но и к более традиционным, любезным сердцу уфолога районам. Потом они сходили в вагон-ресторан, поужинали и поболтали о мелочах. Вернувшись в купе, легли спать. Ирина заснула сразу, и ей, как будто с полукадра, стал сниться сон. Она, по пояс в воде, пробиралась какими-то темными — не то коридорами с высоким, не видать, потолком, не то протоками со смыкавшимися где-то в темноте над головой ветками деревьев. И несла стакан с ярко-красной, даже в темноте, жидкостью. И знала, что ей очень важно донести этот стакан в целости и сохранности до какой-то ей самой неведомой цели, не пролив по дороге ни капли. И что если капля упадет в эту воду, то будет очень, очень нехорошо. И это было еще не все. Потому что сзади, из оставшейся за спиной темноты звучали чьи-то тяжелые хлюпающие по воде шаги, то ближе, то дальше. Там была опасность, но паники не было, а была только спокойная уверенность, что если вот это, которое сзади, ее нагонит, то даже пролитая жидкость из стакана уже ничего не будет значить. Потому что вот тогда-то все и кончится. Вообще все на свете кончится.