Красное море - Леонид Шадловский Страница 19

Вовчик поднял стакан, до краёв наполненный водкой, и залпом выпил. Занюхал рукавом, крякнул и отправился спать. Натан выглянул в окно. Действительно, во дворе стояла машина, не новая, но вполне приличная. Одна проблема, водить он не умеет. «Придётся у Купца уроки брать», — подумал он.

— Ну ты даёшь, — засмеялся Вовчик, когда на следующий день услышал, что Натан водить не умеет. — Полжизни на свете прожил, а таким вещам не научился.

— Так мне вроде и ни к чему было. У Якова Моисеевича шофёр был, вот он и возил, — улыбаясь, оправдывался Натан.

— Замётано. Я сейчас подлечусь, и поедем за город.

Но подлечиться ему не пришлось. В доме не осталось ни капли водки. Вовчик почесал в затылке, сплюнул и начал одеваться.

Натан быстро научился. Лихачить, правда, не рисковал, но по городу мотался вполне уверенно. Ему нравился Ленинград. Строгий, красивый, по западному шикарный… Это не вычурный Киев, и не аляповатая Москва. Настоящий Петербург! Любил Натан ездить по пригородам. Репино, Лосино, Комарово… Здесь был воздух, которым дышали великие люди. Ахматова, Пастернак, Бродский, и, конечно же, Пушкин. Первое время у Натана не проходило ощущение чего-то непостижимого, ведь по этим улицам ходили те, кого он любил и почитал. В Киеве такого чувства не было, наверное, потому, что он родился в этом городе, и с детства привык к нему. Не испытывал он пиетета ни к Ярославу Мудрому, ни к Владимиру-Красно Солнышко, ни к святыням Киево-Печерской лавры, ни к Богдану Хмельницкому, ни к Тарасу Шевченко…

Общество «Милосердие» находилась на Петроградской, рядом с гостиницей «Прибалтийская». Больше всего гостиница была известна тем, что здесь всегда, когда приезжала на гастроли, останавливалась Алла Пугачёва, итальянский актёр, борец с мафией, Мигеле Плачидо, и многие другие знаменитости. Ещё она была известна самыми дорогими в городе проститутками, а также кидалами, менялами, ломщиками, разного рода жуликами… Рядом находилась неувядающая «Берёзка».

Общество располагалось в жилом доме, на втором этаже. Питерские власти пошли навстречу, и выделили для него одну из пустующих квартир. Натан несколько дней присматривался к тем, кто посещал «Милосердие». Как ни странно, пенсионеры, участники войны, просто пожилые люди, туда почти не заходили. Очень редко, как видно, по ошибке, кто-нибудь из них забредал на второй этаж. Или видя рекламу по телевизору, читая в газетах о праведных делах «Милосердия», они безоговорочно верили тому, что написано, и шли сюда за помощью. Но, судя по всему, отшивали их мягко, вежливо, с улыбкой, потому как выходили пенсионеры с надеждой на лицах и блеском в глазах. Зато молодые люди, иногда в кожаных куртках, иногда в дорогих костюмах, постоянно посещали Общество. Одного не мог понять: чем они там занимаются. А понять это было необходимо. Чтобы попасть в «Милосердие», нужна была зацепка.

И эта зацепка скоро появилась. Её звали Оля. Познакомились они случайно, на выставке авангарда. Художники, которые раньше считались непризнанными, как тараканы повалили из всех щелей, из котельных, из дворницких, из подполья… Народ радовался и с умным видом обсуждал синих бабочек, жёлтых бегемотов, и серо-буро-малиновых червей. Натан обратил на неё внимание только потому, что в отличие от восторженной толпы, она ходила по залу со скучающим видом.

— Вам не интересно? — спросил он, подойдя к ней сзади.

— Нет, — она повернулась к нему. Глаза у неё были большие, выразительные, того редкостного темно-изумрудного цвета, который можно увидеть под вечер, в заходящем солнце, в просвете поднявшийся морской волны.

— Тогда что же вы делаете здесь?

— Я работаю в обществе «Милосердие», привела сюда группу пенсионеров, чтобы они, так сказать, приобщились к искусству.

— В «Милосердии»? — Натан даже захлебнулся от неожиданно подвалившей удачи, но быстро взял себя в руки. — Мне кажется, пенсионерам больше пристало ходить на выставки Ильи Глазунова. Там, по крайней мере, все понятно, и не нужно искать тайный смысл в кошачьих экскрементах.

— Вы так думаете? — девушка с интересом посмотрела на Натана. — Я знакома со многими художниками, большинство из них считают себя непризнанными гениями. Вы считаете иначе? Кстати, меня зовут Ольга.

— А меня — Анатолий. А что такая молодая девушка делает в «Милосердии»? Я считал, что там должны работать те, для кого это общество предназначено.

— Наш председатель Лукошников тоже так считает. Но без молодёжи не обойтись, у них энергии больше. К тому же я не такая молодая, как вам кажется. У меня двое детей. А пенсионеры у нас тоже работают. Мы сотрудничаем с «Мемориалом».

— Скажите, Оленька, вечером вы свободны? — его уже не интересовал ни «Мемориал», ни «Милосердие». Он впервые за много лет почувствовал, что эта женщина ему дорога. И Натан со страхом ждал, что она может ему отказать.

— Свободна, — сказала Оля.

— Тогда я буду ждать вас у Финляндского вокзала, на выходе из метро. Там есть замечательное кафе, которое я очень люблю. Мало народа, и хороший коньяк.

В половине восьмого Натан уже был на месте. Он договорился с Купцом, что тот на сутки освободит квартиру. Вовчик заартачился было, но, услышав, что это необходимо для дела, немного поворчал для вида, и, пожелав хорошо провести ночь, ушёл.

Натан присел на парапет, с нетерпением ожидая, когда появится Ольга. Но её не было. Минутная стрелка показывала уже без пяти девять. Он тяжело вздохнул. Наверное, не придёт. Черт, надо было спросить у неё телефон. Но он все равно её найдёт. Натан чувствовал, что влюбился, как мальчишка, как пацан. Такого с ним никогда не было. Ольга появилась на эскалаторе ровно в девять. У него перехватило дыхание. Это была уже не та серая птичка с выставки. Она распустила чёрные, как смоль, волосы (он так и произнёс про себя: “чёрные, как смоль”), легко подкрасила свои темно-изумрудные глаза с длинными ресницами, на ней было вязаное платье, приоткрывающее грудь, и проходящие мужики, скосив глаза, старались заглянуть за вырез. «Козлы!», — мысленно выругался Натан, и поспешил ей навстречу.

— Извини, Толя, я перепутала линию, пришлось ехать по кругу, — сказала она.

— Вы… Ты… прекрасно выглядишь, — Натан протянул ей букет гвоздик, который купил тут же, у метро.

— Спасибо. Куда пойдём?

— В кафе, как и обещал. Можно было бы и в ресторан, но там шумно и накурено. Я не разгляжу тебя в сигаретном дыму.

Она взяла его под руку. Кафе находилось рядом с вокзалом, в переулке, и благодаря этому, а также тому, что над входом не было вывески, кафе почти всегда пустовало.

Столик они выбрали подальше от входа. Натан заказал шампанское и триста грамм коньяка. И то и другое здесь было отличным. Бармен, правда, предупредил Натана, чтобы они долго не засиживались.

— Какие-то проблемы, друг? — удивился Натан.

— Это у тебя будут проблемы, — сквозь зубы процедил бармен. — Я закрываю через полчаса.

Натан почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Он вцепился в край стола, чтоб не упасть. Наверное, лицо его сильно изменилось, потому что Ольга испуганно накрыла его руку своей, и сказала: