Красное ухо - Эрик Шевийяр Страница 19

Сколько бы ни петлял Нигер от Гвинеи до Нигерии, для Красного уха он весь как на ладони.

Нигер использует каждое дуновение ветерка, чтобы ускорить свое течение и без особых усилий преодолеть хоть какую-то часть пути. Когда же погода безветренна, толкать его воды приходится лодочникам: ведь очевидно, что эти дюжие ребята никогда бы не нарастили такой мышечной массы, просто управляя своими чахлыми пирогами, которые и без того с легкостью скользят по воде, а если еще и пассажиры сутулятся, то и вовсе принимают идеально обтекаемую форму. В этой пироге их всего двое. Двое мужчин, стоящих во весь рост и занятых каждый своим делом. Тот, что на корме, — капитан — орудует шестом, направляя лодку. Тот, что на носу, — рыбак — одним махом ловко и грациозно накрывает сетью Венецию и медленно тянет ее к пироге. Со своего наблюдательного пункта Красное ухо запечатлевает эту картину на пленку и делает соответствующий комментарий в блокноте, внося, как ему кажется, существенный вклад в происходящее.

(Название фотографии: Венеция.)

(Комментарий: Рыбак разворачивает свою сеть, словно скатерть для пикника. Сегодня в меню рыба.)

И снова рыбалка, но уже на мелководье. Песчаные наносы делят реку на многочисленные узкие рукава, через которые ничего не стоит перекинуть сеть. Рыбаков двое: первый стоит на месте, второй по кругу заводит к нему бредень. Довольно быстро их ведерко наполняется сардинами.

Красное ухо раздумывает, не написать ли ему отдельную поэму про Нигер, и ломает голову, как бы приспособить эту технику рыбной ловли для литературного творчества?

Всплывая на поверхность, гиппопотам извергает из ноздрей две струйки пены и трясет ушами, а его исполинское тело остается неподвижным. Впрочем, все это теория, потому что самого гиппопотама не видно. Тока тоже где-то прячется. Зато воды реки здесь столь прозрачны и чисты, что можно увидеть, как на дне ржавеют ее мощные двигатели. Основные притоки Нигера несут в реку мутную грязь, изрыгаемую близлежащими заводами, и жирное многоцветье сточных вод красильных цехов. Карпы, сомы и четырехпалые пальцеперы с измальства приучаются плавать на спине.

Шагая вдоль прибрежных черных скал, Красное ухо ищет место для сидения.

Деревенские женщины стирают белье в реке. Красное ухо достает карандаш, чтобы запечатлеть эту волнующую картину: могучий Нигер и его прекрасные, горделивые нимфы, увенчанные тиарами из кастрюль (они же — местные домохозяйки). Но он не умеет рисовать, и пейзаж в его исполнении скорее напоминает кухню. Ему бы хотелось написать поэму про эту реку. Он погружается в себя в поисках истоков Нигера. Ничего не находит и очень этому удивлен.

Ему невдомек, что, сколько бы он ни конопатил строки своей поэмы и не обивал ее страницы губкой, им все равно не сдержать великого Нигера и не впитать ни капли его влаги, кроме разве что плевка четырехпалого пальцепера.

Это твой сон,

Басе [33].

Тебе снится река Нигер.

Он вглядывается в воду до ряби в глазах. Не могли же они вот так вот взять и исчезнуть, эти гиппопотамы. Куда они подевались? Внезапно в реку камнем плюхается зимородок, водная гладь разбивается вдребезги, и птица запросто выбирает рыбу. Красное ухо ломает голову: как бы приспособить эту технику рыбной ловли для литературного творчества?

Ночью ему снится, что на него обрушивается вентилятор и разрывает его на куски.

ПРИЗЫВ К ОТВЕТУ Ой!

Ой!

Братья Монгольфье [34]

Упали.

(Все бы прошло более гладко, поставь они на ноздри заплатки.)

Ты так заразительно зеваешь, что даже земля, не стерпев, разверзается.

Ты без устали жуешь свою жвачку. Порой ты совсем теряешь форму: возможно, обжиг пошел бы тебе на пользу. О! До чего же ты в душе недоволен своим гиппогоршком!

Согнув палец, стучу по твоему животу — тук, тук, тук, — ты пуст, совершенно пуст, я так и думал! Ты пустой, но вместе с тем тяжелый. Такой тяжелый, да еще и ленивый!

Твоя учительница уже махнула на тебя рукой. Его и за уши не вытянуть, удрученно констатирует она.

Твоя дочь раздвигает свои бедра-челюсти, и моему взору открывается нежно-розовая слизистая оболочка, мягкая, складчатая, уже влажная от предвкушения, окаймленная стройным забором резцов и клыков, за которым — манящая воронка наслаждений и услад.

— Зря стараешься, малышка, — я женат.

Гипподром залило дождем. Почва раскисла. Это Нигер.

Твои попытки ходить по воде не могут не вызывать восхищения, но достаточно на тебя взглянуть, чтобы почувствовать всю силу земного притяжения.

Возможно, дело в том, что под твоей непроницаемой шкурой скрыта пара велосипедистов и твои конечности педалируют, вместо того чтобы грести.

Лягушке в лафонтеновском пруду с волом размером не дано было сравниться: ее желание исполнилось в реке.

Его позевывания не ускользнули от Токи.

Ах вы, соня! Не то что гиппопотам, который если и зевает, то исключительно в целях устрашения соперника. Доминирующие самцы помечают территорию, разбрасывая свои экскременты. Некоторым особям удается сохранять свои владения в течение всей жизни. Вот, видите?

Тока тычет пальцем в землю и брезгливо морщится.

Но, Тока, по-моему, это просто коровья лепешка.

О, внешний вид обманчив. Помните крик, который мы слышали давеча? Вы еще приняли его за коровье мычание?

Но, Тока, он и вправду походил на мычание!

Все правильно! Наши голоса, должно быть, спугнули самца, который здесь обитает. Всё, можно возвращаться — мы его уже не догоним. Гиппопотам легко разгоняется до тридцати километров в час — представляете? — зато абсолютно не способен подпрыгнуть, даже самую малость.

Ну так этим надо воспользоваться! В следующий раз будем ловить его в горах, постановляет Красное ухо.

Его взгляд скользит по бескрайним просторам в поисках линии горизонта. Он пробует землю ногой. «Меня здесь нет, — говорит земля, это сплошной песок». «Ничего подобного, — возражает песок, — это не я, а всего лишь пыль». «Допустим, — соглашается пыль, — но ведь я и есть здешняя земля». На полях лежат огромные желтые снопы скошенного сорго. Красное ухо щипает себя за руку — ну конечно! Вот эти пучки соломы и станут несущими балками его нового мировоззрения.

«Солидная соломинка, удержит, если что», — говорит Красная рука.

На своем велосипеде он объезжает аккуратные домики не обозначенной на его карте миниатюрной деревни, которая бесцеремонно разрастается, оккупируя близлежащие поля, что, впрочем, вовсе не расстраивает крестьян, которые легко могли бы стереть ее с лица земли одним движением лопаты, но не делают этого, и неспроста.