Освещенные аквариумы - Софи Бассиньяк Страница 19

— Кто там? — спросила Клер, поспешно заталкивая носки под книжный шкаф в передней.

— Это Поль.

Просто Поль, вот как! Как старый друг, явившийся без предупреждения и не считающий нужным называть фамилию, потому что знает: Полем может быть только он. Вообще-то Клер нравились мужские голоса, почти все. Голос Росетти отличался особенной глубиной тембра; слыша его, невольно возникало желание повиноваться, а там будь что будет. В одной руке Росетти держал деревянную коробку, в другой — плитку шоколада. И улыбался мальчишеской улыбкой.

— Воскресенье, — объявил он, заходя. — Шахматы и шоколад!

Он уселся на диван, на то же место, где сидел в прошлый раз. Клер наизусть помнила, где кто из тех, чье присутствие у себя в квартире она терпела, устраивается. Консьержка и Антуан предпочитали оставаться в дверях, мадам Куртуа занимала синее кресло, месье Лебовиц — бежевое, Люси усаживалась на ковре, Луиза — на диване, ближе к стене, а вот теперь Росетти — на том же диване, только возле окна. Эта мистика раздела территорий казалась Клер исполненной глубокой поэзии.

Она пошла приготовить кофе, молясь в душе, чтобы сосед не увязался за ней. Она давненько не прибиралась на кухне: в раковине скопилась грязная посуда, на столе отпечатались желтоватые следы от чашек, пол был усыпан крошками, а вокруг помойного ведра образовался темный круг. Клер не считала себя маниакально приверженной чистоте, но искренне страдала от беспорядка. Случалось, она по нескольку дней злобно посматривала на пятно на столе или на клубок пыли под шкафом, не предпринимая, впрочем, ничего, чтобы от него избавиться. Пока кофеварка потихоньку изрыгала черную жидкость, она вернулась в гостиную, к Полю. Он смотрел в окно.

— Почему вы не задергиваете шторы? — спросил он. — Неужели не смущает, что все вас видят?

Клер хотела было повторить ему слова Ишиды насчет подозрительности соседей, которую следует уважать, но предпочла промолчать. Ее тайные беседы с японским другом должны оставаться тайной, храня хрупкое очарование суеверия. Он не стал настаивать и вернулся на свое место на диване. Клер отправилась принести кофе. Он открыл коробку с шахматами и расставил фигуры. Словно во сне она разливала кофе по чашкам. «Что у меня делает этот тип», — неотвязно вертелось у нее в голове. И словно в ответ на этот вопрос всплыло воспоминание о прошлом воскресенье и о том, как она его провела. Обедала на острове Сен-Луи — одна, с литературным журналом в качестве компании; потом ходила в кино на бульваре Сен-Мишель — на «Завтрак у Тиффани», ради того чтобы еще раз увидеть Нью-Йорк ранним утром и испытать привычное чувство эйфории; потом вернулась домой; потом к ней зашел месье Лебовиц — просто так, поболтать. День прошел в легком мареве скуки, с ощущением комка в горле и отупения в мозгах.

— Правила помните?

— Примерно, — ответила Клер. Она стояла так близко к нему, что слышала, как он дышит. Его присутствие давило на нее невыносимой тяжестью. Она сосредоточилась на фигурах: — В любом случае, мы же играем просто так?

Он замер. Подняв глаза, она столкнулась с его взглядом, в котором ей почудилось разочарование.

— А есть хоть что-нибудь, что вы делаете не просто так?

— Почему вы об этом спрашиваете? — удивилась Клер.

— У меня такое впечатление, что вам редко удается воспринимать что-либо всерьез, — ответил он, делая ход ладьей.

Клер ничего не смыслила в шахматах — знала только правила. Она смутно помнила, что необходимо просчитывать стратегию на несколько ходов вперед, но делать этого не умела, — точно так же она постоянно забывала вести счет своим козырям в белоте, а в рами никогда не следила за тем, какие карты сбросили соперники. Ребенком она частенько нервировала взрослых своей беспорядочной манерой игры, тем более что иногда ей удавалось выигрывать. Она выдвинула вперед пешку сразу на две клетки, — просто так. Он моментально понял, что она совсем не умеет играть, но продолжал партию — потому что был мужчина, и потому, что мужчины всегда доводят начатую игру до конца.

— Мы воспринимаем по-серьезному разные вещи, — заметила Клер.

Росетти опять посмотрел на нее так пристально, что она смутилась.

— Все же ваша вселенная представляется мне довольно-таки ребяческой.

— Спасибо. А конь может ходить назад?

— Может. Все фигуры могут, кроме пешек.

— Пушечное мясо… — Она на секунду задумалась, а потом переспросила: — Ребяческой, вы говорите?

Клер потеряла много фигур, и теперь Росетти играл практически один. Лишившись соперника, он выглядел за доской нелепо.

— Я имел в виду ваши маленькие привычки. Строго определенные ориентиры. Мир, ограниченный вашим благополучием, — говорил он, перемещая ферзя.

Отправляя на неминуемую гибель своего последнего коня, Клер все же решилась вступить в спор. Она не понимала тактики Росетти, ее бессмысленной агрессивности. Зачем ему знать, как она живет? По какому праву он ее критикует? Он вел себя не то чтобы не любезно — даже не вежливо. Судя по всему, она ему очень не нравится. Почему же, спрашивается, он таскается к ней, сидит у нее, негодуя на ее нехватку серьезности, неумение играть в шахматы и общий дилетантизм? Но, поскольку ей не так часто выпадал случай отвечать на вопросы о себе и рассказывать о своей жизни, она поддержала разговор, хотя этот тип не внушал ей никакого доверии.

— Это правда, я человек привычки. Мне нравится каждый день делать одно и то же, испытывать одни и те же впечатления, повторять одни и те же жесты. Мне нравится неподвижность предметов и их покой. Их верность наполняет меня огромной радостью. Я много времени провожу, наблюдая мир. Сажусь вот здесь, где сейчас сидите вы, смотрю на деревянный шар на камине и не шевелюсь. Я каждый день вижу одни и те же вещи, смотрю в одно и то же окно, хожу по одним и тем же улицам в один и тот же час. И не чувствую за собой никакой вины.

Она говорила быстро, с вызывающей самоуверенностью. Она не упомянула о скуке, составлявшей теневую сторону подобного образа жизни и отягощавшей ее вроде налога. Выговорившись, она вернулась к игре.

— Я беру у вас слона! — заявила она.

Росетти покорно отдал ей свою любимую фигуру — так, играя с ребенком, нарочно делают ошибки, лишь бы удержать его на месте.

— Вот видите, — добавил он, — вы быстро учитесь!

Клер действительно почувствовала некоторый интерес к партии. Попутно она ела шоколад, принесенный соседом. Теперь она подолгу размышляла, прежде чем передвинуть фигуру. Никакого плана у нее не было, она лишь пыталась приложить максимум усилий для сохранения жалких остатков своей армии.

— У вашего соседа японца окна не горят, — сказал Поль. Клер показалось, что ей в шею дохнуло холодом. — Он что, в отпуск уехал?