Послевкусие - Мередит Милети Страница 19

Мне кажется, шеф-поваров можно разделить на две основные категории: тех, кто любит и умеет печь, и тех, кто этого терпеть не может. Выпечка для тех, кто привык подчиняться строгим правилам, кто сидит на занятиях за первой партой и внимательно слушает, кто записывает каждый шаг, а не полагается на собственное чутье. Лично я никогда не любила действовать строго по правилам, поэтому сильно удивила собратьев по ремеслу, когда избрала своей специализацией не что-нибудь, а работу с тестом. Наверное, во всем была виновата миссис Фавиш, которая стала учить меня выпечке именно в то время, когда мне больше всего требовались предсказуемость, твердые правила и порядок.

Я напекла гору бискотти. С лесным орехом, с фисташками, с кукурузной мукой, с анисом и черным перцем. Кухню заполняют ароматы аниса и жареных орехов. Дожидаясь Ричарда, я пробую по штучке каждого сорта, запивая чаем, крепким и очень сладким, потому что именно так учила заваривать чай миссис Фавиш. Иногда мне кажется, что по-настоящему счастлива я только на кухне, а все то, что происходит за ее стенами, всего лишь мир фантазий, тень реальной жизни. В конце концов, именно в кухне я провела большую часть своей жизни, здесь я рассталась с детством и начала взрослеть, здесь происходили самые веселые и трагические события. А может быть, кухня — единственное место на земле, где я становлюсь сама собой?

Я укладываю на лист последнюю партию печенья, когда раздается звонок в дверь. Вытерев испачканные мукой руки о джинсы, я бегу открывать. Я распахиваю дверь и бросаюсь в объятия Ричарда.

— Дорогуша, осторожнее с пальто. В чем у тебя руки? В тесте? — притворно возмущается он, крепко прижимая меня к себе.

— Да. Вот сейчас возьму и оботру их о твое кашемировое пальто.

— Об эту старую тряпку? А где же наше сокровище, где Хлоя? Я же к ней приехал, а не к тебе, — говорит Ричард, ероша мне волосы.

Я вдыхаю запах его одеколона. «Бэй рам». Знакомый запах вызывает желание уткнуться Ричарду в рубашку и расплакаться.

Пока я вешаю пальто на вешалку, Ричард аккуратно складывает шарф от Берберри и убирает во внутренний карман пиджака. В свои пятьдесят один Ричард отлично выглядит, главным образом потому, что последние двадцать лет помешан на физкультуре и здоровом питании — вынужденная необходимость после разнузданной и бесшабашной юности. Его возраст выдает лишь седина в золотистых волосах и морщинки возле глаз и у рта.

Мы на цыпочках входим в комнату Хлои. Она спит на спине, вскинув руки над головой, словно сдается. Ричард наклоняется над кроваткой и с преувеличенным восхищением разглядывает Хлою.

— Она прелесть, — шепчет он, взяв меня за руку.

Хлоя ворочается, и я шикаю на Ричарда.

— Тише, разбудишь, — шепчу я.

— Приятных снов, малышка, — тихо говорит он и убирает с ее лба прядь волос.

— Пошли, я напекла бискотти, — говорю я и увожу Ричарда из комнаты. — И чай заварила.

— Ну и полет был — ужас! Я думал, не выживу. Давай выпьем чего-нибудь покрепче чая.

На кухне Ричард открывает старинный буфет и достает оттуда две изысканные чашечки тонкого фарфора и такие же блюдца. Затем вытаскивает старомодную итальянскую кофеварку и готовит то, что, по его представлению, крепче чая, — эспрессо. Все это Ричард проделывает почти без заминки. Хотя на моей кухне он был всего несколько раз, он откуда-то знает, где что лежит.

Мы работаем бок о бок, в полном молчании. Пусть мы не виделись сто лет, между нами все равно полное взаимопонимание. Ричард закатывает рукава дорогой рубашки, открывая для обозрения сильные загорелые руки и часы «Ролекс». Судя по всему, торговля антиквариатом процветает.

— Шикарные часы, — замечаю я.

— Спасибо. Это подарок, — говорит он и улыбается, заметив мое удивление. — Нет, это не то, что ты думаешь. Я занимался отделкой квартиры одной престарелой матроны, своей давнишней клиентки. Ей вздумалось купить себе квартиру в мерзком кондоминиуме с видом на Маунт-Вашингтон. Я расстарался, и дама захотела меня отблагодарить. Скорее всего, это подделка, но качественная, так какая мне разница?

Мы сидим за кухонным столом и потягиваем кофе. Он крепкий и горячий. Некоторое время мы молчим.

— Хлоя — просто чудо, — нарушает молчание Ричард. — Твой отец, наверное, на седьмом небе от счастья.

— Да, она ему понравилась. Правда, он и видел ее всего один раз, сразу после рождения. Я надеялась, что он приедет к нам на День благодарения, но… — Я замолкаю, боясь, что Ричард услышит в моем голосе недовольство.

— А Джейк ее видел?

Опасный вопрос. Большинство людей старается таких вопросов не задавать. Наверное, это потому, что, когда развод происходит сразу после рождения ребенка, все подозревают, что причина развода, скорее всего, ребенок. Однако Ричард не такой, как все. И поскольку это Ричард, я рассказываю ему все — и о визите Джейка, и о его явно придуманной болезни, и о Николь, которая на следующий день пришла вынюхивать, что происходит у меня с Джейком, и о том, что Джейк больше не показывается мне на глаза.

У Ричарда есть одна особенность. Можно сказать ему, что ты только что зарубил своего лучшего друга, разрезал его на части и скормил собакам, а Ричард, выслушав все это, спокойно снимет пушинку со своего пиджака и спросит: «Ну и что было дальше?» Вот почему я всегда говорю ему всю правду. То, что случилось на самом деле, значит для меня меньше, чем то, что за этим стоит. В тот вечер во мне тлело сильнейшее желание, и я знаю, что, если бы Джейк проявил ко мне хотя бы малейший интерес, я бы его вернула. Пусть не в свою постель, но в свою жизнь, и за это я себя ненавижу. За свою слабость, и желание простить, и согласие отдать Хлою отцу, которому она не нужна.

До сих пор я никому этого не говорила, никому не рассказывала о визите Джейка. Я чувствую, как к глазам подступают слезы. Ричард тоже чувствует это, потому что берет меня за руку и крепко ее сжимает.

— Не надо, хватит о Джейке. — Очень мило с его стороны, хотя о Джейке пока еще никто и не говорил. — Если хочешь знать мое мнение, то Хлое с ним лучше не видеться. — Он придвигается ко мне. — Ты мне давай-ка вот о чем расскажи — только во всех подробностях! — с видом заговорщика хрипло произносит он. — Ты правда выцарапала ей глаза? Рассказывай!

В этом весь Ричард. Это, можно сказать, его modus operandi [24]. Когда видишь, что человек начинает расстраиваться, попытайся отвлечь его. Скажем, рассмеши. Очень правильная стратегия.

— Нет, конечно, — отвечаю я и, не выдержав, прыскаю от смеха. — Волосы. Я ей волосы выдрала.

Мне до сих пор приятно об этом вспоминать. У Ричарда кривится уголок рта, но он не произносит ни слова.

— Да знаю, знаю, — говорю я. — Я совсем спятила.

— Ничего подобного, — говорит он, взмахнув рукой, и подходит к кофеварке, чтобы налить еще кофе. — Ты сделала то, что на твоем месте сделала бы любая женщина, которую предали и бросили с маленьким ребенком. Это он спятил. Вот ведь засранец! Никогда его не любил. А она тоже хороша — шлюха!