Большая охота на акул - Хантер С. Томпсон Страница 19

А теперь, почти год спустя, основное, что я помню про суперкубок в Хьюстоне, – дождь и серый туман за окном очередного гостиничного номера и одурелый звук «Allman brothers» из все того же магнитофона, какой был у меня в прошлом году в Лос-Анджелесе.

И о том, и о другом матче вспомнить почитай нечего – во всяком случае такого, о чем стоило бы писать, и часы на стене снова напоминают, что скоро сдавать материал и что прямо сейчас нужно заполнить голодный, чистый лист бумаги здесь, в Сан-Франциско… А это значит, хватит думать про дождь и рок, надо быстренько скатиться в «профессионализм».

О нем-то моя статья.

А я склонен все чаще и чаще забывать про такие мелочи. Или просто их игнорировать.

Но какого черта? До пенсии уже недолго, можно и позаговариваться.

В Техасе быстро взрослеешь

И надо браться за ум,

Не то будешь ишачить на дядю

С другого конца городка.

Дуг Сам

Пол в мужской уборной «Хаятт-Ридженси» всегда дюйма на три устлан вчерашними газетами, на первый взгляд не тронутыми. Но присмотревшись внимательнее, понимаешь, что в каждой не хватает спортивного раздела. Эта уборная находилась возле газетного киоска и прямо напротив переполненного пресс-бара НФЛ, просторного помещения, полного телефонов и бесплатного спиртного, где большинство спортивных журналистов, отправленных освещать Большой матч, во время супернедели проводили по шестнадцать часов в сутки.

После первого дня стало болезненно ясно, что никому, кроме местных репортеров, нет смысла тащиться в автобусе на тщательно отрежиссированные «интервью у игроков», про которые нападающий «Дельфинов» Мэнни Фернандес сказал: «Словно каждый день ходишь к зубному, чтобы тебе поставили всё ту же пломбу». А потому приезжие журналисты стали использовать местных как своего рода подневольный «общий котел»… и тем очень походили на журналистскую шайку английского флота, тем более что у местных не было выбора. Каждое утро они ездили в гостиницы команд «Майами» и «Миннесоты» и покорно проводили ежедневные интервью, а часа через два эта масса бесполезной тарабарщины слово в слово появлялась в утренних выпусках Post или Chronicle.

Вход в отель виден с балкона бара для прессы, и всякий раз, когда с пачкой свежих газет входил курьер, журналисты крупных газет преодолевали тяжкие сорок восемь ярдов до газетного киоска и выкладывали по пятнадцать центов. Потом по дороге назад в журналистский бар останавливались отлить и всю газету – за исключением ключевого спортивного раздела – бросали на пол мужской уборной. Целую неделю слой держался такой толстый, что иногда трудно было открыть дверь.

В сорока ярдах оттуда на удобных диванах вокруг бесплатного бара господа из общенациональной прессы каждый день проводили часа два, просматривая местные спортивные разделы с нескончаемой массой клинически подробной информации, выдаваемой пиарщиками НФЛ, – на тот маловероятный случай, что удастся найти что-то, о чем стоило бы писать.

Разумеется, ничего такого не попадалось. Но это как будто никого не смущало. Главное – писать… вообще о чем угодно, босс: колышек, обходной маневр, чья-то цитата, даже слух, даже чертов слух.

Помню, как меня шокировали леность и моральная деградация никсоновских журналистов во время президентской кампании 1972 года, но в сравнении с элитными спортивными комментаторами, которые съехались в Хьюстон освещать суперкубок, это была стая росомах на амфетамине.

Впрочем, и интриги в матче не было. Время шло, и становилось все более очевидно, что мы "тут просто"работаем«. Никто не знал, кого в этом винить, и, хотя как минимум треть спортивных журналистов, съехавшихся ради этого сверхдорогого очковтирательства, доподлинно знала, что происходит, подозреваю, что лишь пять-шесть действительно изложили те циничные и презрительные оценки Суперкубка VIII, какие преобладали в разговорах в баре отеля.

Происходившее тогда в Хьюстоне имело лишь малое отношение к сотне статей, какие рассылались ежедневно. Большинство их были, по сути, бессовестным пересказом официальных пресс-релизов НФЛ, и говорилось в них о фантастических вечеринках, какие устраивали «Крайслер», American Express и Джимми Грек, а писали их с чужих слов люди, находившиеся по меньшей мере в пятидесяти милях от места событий.

Официальная вечеринка НФЛ по случаю суперкубка («поразительный техасский сельский праздник» вечером пятницы в «Астрокуполе») была такой же бурной, гламурной и захватывающей, как пикник «Элк-клаб» среди недели в Салине, штат Канзас. В официальном пресс-релизе говорилось, что эта беспрецедентная буффонада обошлась лиге более чем в сто тысяч долларов и привлекла таких личностей, как Джин Маккарти и Этель Кеннеди. Возможно, так оно и было, но я пять часов прослонялся по мрачному бетонному сараю «Астрокупола», и единственными знакомыми лицами оказались десяток спортивных журналистов из бара при отеле.

Любой, у кого был доступ к мимеографу и толика воображения, мог выдать минимум тысячу статей про «оргию неописуемого размаха» в доме Джона Коннолли, где почетным гостем был Ален Гинзберг и где одуревшие от наркотиков гости прикончили кухонными ножами тринадцать чистокровных лошадей. Большинство ребят из прессы могли почерпнуть эту историю из застольных разговоров в «рабочей комнате», чуточку переписать для достоверности и, не задумываясь, послать в редакцию.

* * *

Из-за пробок воскресная поездка в автобусе на стадион заняла больше часа. Вечером предыдущего дня я проделал те же шесть миль за пять минут… но при совершенно иных обстоятельствах. Стадион Раиса – на Саут-Мейн-стрит, по той же дороге, которая ведет от «Хаятт-Ридженси» к штаб-квартире «Дельфинов» на Мариотт, а еще к «Голубой лисе».

В автобусе заняться было нечем, только пить, курить да прислушиваться к любой болтовне, которой выдал бы себя внезапно прочухавшийся болельщик «Викингов», готовый расстаться с деньгами. Трудно оставаться спокойным и непринужденным в толпе потенциальных спорщиков, когда абсолютно уверен, что выиграешь любое пари, какое ни заключил бы. К этому моменту любой, в чьем голосе слышится хотя бы толика энтузиазма, превращается в потенциального лоха: обреченную и невежественную животину, которую следует осторожненько заманить на катастрофичное пари в последнюю минуту – и раздеть до последнего доллара.

В ставках на футбол нет места милосердию или человеческой доброте – во всяком случае, когда сам собираешься рискнуть последним долларом. Пари один на один гораздо интереснее, чем ставка у букмекера, поскольку подразумевает большую долю эмоциональности и давления на психику. Ставить против безликого тотализатора – развлечение механическое, но ставка против конкретного человека, если подходить к ней серьезно, сопряжена с определенными трудностями: для начала надо знать, имеешь ты дело с дураком, или ловкачом, или с кем-то, кто только прикидывается недотепой.

Например, ставить крупную сумму в автобусе, полном спортивных журналистов, направляющихся на суперкубок, бывает очень опасно: ведь можно нарваться на кого-то, кто был в одном студенческом братстве Пенсильванского университета с кем-нибудь из врачей команды и кто вчера ночью узнал (пока напивался со старым приятелем), что у полузащитника, из расчета на которого ты сделал ставку, сломаны четыре ребра и он едва способен поднять руки на уровень плеч.