Дальше ваш билет недействителен - Ромен Гари Страница 19

Человечек встал, наклонился вперед в положении танцора танго, «роняющего» свою партнершу, поместив свою правую руку на основание ее воображаемых ягодиц и выставив два пальца вперед. Он постоял так некоторое время, потом опять сел.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы преодолеть изумление и напомнить себе, что передо мной сподвижник самого Бертрана Рассела и христианский гуманист, столь же либеральный, сколь и пламенный, известный в целом мире широтой своих взглядов и приверженностью делу избавления от всех физических и духовных невзгод…

Я присмотрелся к нему внимательнее, и оно того стоило.

Я обнаружил в его глазах веселую искорку, которая не имела никакого отношения к снисходительной иронии или раблезианскому зубоскальству. То была веселость, имевшая вокруг себя достаточно доброты и печали, чтобы я вдруг почувствовал себя словно избавленным от себя самого. Был в этом лице, над довольно несуразным галстуком-бабочкой в мелкий голубой горошек, словно призыв к сообщничеству: всем ведь понятно, что телесное ничтожно, пусто и смехотворно, каким бы весом и размером это ничтожное ни обладало; и старость коснулась этого мира, лишь чтобы подчеркнуть его кротость.

— Видите? Зильберман уверяет, что таким образом ему удалось продлить сексуальную жизнь многих своих пациентов на несколько лет. Разумеется, надо быть прирожденным бойцом. В этом отношении мы тут во Франции изрядно поотстали и теряем ускользающую от нас сладость жизни — недопустимая потеря. В Соединенных Штатах организуют практические сеансы реанимации, делают порнофильмы, основывают целые институты, все пускают в ход. Американцы — люди более чувствительные к своему уровню жизни и к своим нравам, более упорные, это последняя истинная фаллократия в мире. Все бремя Запада лежит на их… на их плечах. Но у нас, месье? У нас? Куда там! — Искорки в его глазах и меня призывали повеселиться. — Бедная, милая старушка Франция! В пятьдесят, в пятьдесят пять лет вы достигаете положения, при котором легко можете заполучить себе очень молодых девиц, — вот почему, впрочем, снизили порог совершеннолетия до восемнадцати лет, — а у вас еле стоит из-за усилий, которые вы потратили в своей отрасли. И отныне либо жизнь обходит вас стороной, либо женщине приходится устраивать вам получасовую феллацию, и тут уж она должна быть святой, потому что после первых же мгновений поэтическое вдохновение пропадает — нельзя ведь до бесконечности поддерживать себя в состоянии благодати, даже если думать о новой машине или о каникулах на горнолыжном курорте…

Он прервался, напустив на себя участливый вид:

— Что с вами, месье? Нехорошо?

— Нет, нет, просто холодный пот прошиб, со мной это бывает, пожалуйста, продолжайте.

Он протянул мне коробочку с леденцами и сам взял один. Его лицо уже не скрывало игры: он весь лучился печалью.

— С другой стороны, не стройте себе иллюзий: даже если вам удалось ваше жульничество и вы осуществили проникновение, то, оказавшись внутри, вы не приобретете ни нужной величины, ни плотности. Большинство крепких пятидесятилетних мужчин воображает, что стоит им пробраться вовнутрь, как все их проблемы тут же разрешатся, хотя они только начинаются. Продержаться достаточно долго, толком не отвердев, довести женщину до оргазма — да, порой это необходимо — в то время как вы, быть может, потеряли тридцать процентов на бирже — в этом и состоит одна из серьезных непризнанных драм руководителей наших предприятий. Ибо когда вы молоды, вам не так уж важно, получила женщина свое от первого сношения или нет, вы просто готовы тупо продолжить минут через двадцать, с жадностью существ, еще близких к природным силам. У молодых потрясающая способность к восстановлению, и это просто возмутительно, если подумать, что они еще не принесли никакой пользы обществу, а часто даже не имеют работы, достойной этого названия. Родники, потоки, стихийные извержения… Да, есть из-за чего негодовать и испытывать неистовое чувство несправедливости. Приходится переключаться на что-то другое, читать процветающие гастрономические рубрики наших газет, которые там как раз для этого и помещены. У вас, дорогой месье, есть многочисленные путеводители с подробным описанием нашей дорогой матушки Франции-утешительницы: они позволят вам разнообразить ваши удовольствия и расширить их… ассортимент. Все дело в расширении ассортимента, дорогой месье! Посмотрите на «Рено»… — Он поднял палец с профессорским видом, и в первый раз мой смех не был защитной реакцией смущенного человека, а прозвучал беззаботно и по-сообщнически.

— Итак, вы сами видите, что качеству жизни этот известный в природе… энергетический кризис по-настоящему не угрожает. Все-таки высокоцивилизованный и культурный человек не может завидовать этим элементарным удовольствиям, этому утешению бедняка. Тем, кто давно преодолел сексуальный минимум, доступный любому кошельку, состояние предлагает выбор наслаждений, уравнивающий некоторым образом их шансы на счастье с шансами африканских рабочих. К тому же имеется то, что зовут «везением». У вас, дорогой месье, есть великолепные, совершенно фригидные девицы, но, разумеется, крепким шестидесятилетним мужчинам не всегда везет наткнуться на такое сокровище, и большинство моих посетителей горько сетует, что их супруги или партнерши обладают необузданным темпераментом и доходят до того, что требуют этого два раза в месяц. И потом — я знаю, знаю — встречаются настоящие стервы, которые могли бы вас облегчить за несколько минут, но все растягивают удовольствие — это надо бы запретить законом, — и вам приходится напрягаться, грести целую четверть часа — настоящее преступление! — в поту чела своего, несмотря на ваше артериальное давление и как раз тогда, когда у вас без того уйма забот с инфляцией, ограничением кредита и вздорожанием сырья. Разумеется, на кону ваш престиж — ах! престиж! — и если у вас не стоит, это потеря лица, конец репутации настоящего бабника, обесценивание, месье, обесценивание. Вы вынуждены признаться, объявить свою несостоятельность, а когда она говорит вам ласково: «Это пустяки, милый», в вас закипает ненависть, ненависть, нет другого слова. Вы, конечно, можете встать на колени и полизать ей, если вы не кавалер Почетного легиона, но тогда вы лижете как побежденный, месье, лижете как бегущий после разгрома, фронт прорван, вы даже не знаете, где ваши войска и ваша артиллерия, вы всего лишь играете выходную роль, она прекрасно видит, что вы больше не существуете, и, если завершение приходит к ней изнутри, а топтание вокруг да около интересует ее лишь наполовину, всегда настает этот момент, самый тягостный из всех, когда она мягко отталкивает вашу голову и между вами, словно проколотый воздушный шарик, повисает молчание, полное обоюдного понимания, когда каждый пытается подавить свое разочарование и свою горечь с цивилизованной отстраненностью. Стараются придать этому поменьше значения, выкуривают сигарету, пьют виски, ставят пластинку, держатся за руки, говорят о чем-нибудь по-настоящему важном, надо-быть-выше-этого, надо возвыситься. Но вам остается еще один шанс. Ибо, если ее чувства искренни или же она — дар небес! — натура довольно смиренная, с легкостью чувствующая себя виноватой, она скажет себе: «Я ему больше не нравлюсь», и еще: «Он меня разлюбил» — вот оно, дорогой месье, взаимопонимание полов! — то вам, быть может, удастся повесить на нее свою неудачу.