Пэ в Пятой - Виктор Пелевин Страница 19

Странным было то, что во время разговора с Леной Вера каким-то образом продолжала петь «Колеса любви». Возможно, вся беседа с подругами была просто галлюцинацией — но, как только Лена подумала об этом, девушки исчезли из ее поля зрения, и вопрос потерял актуальность.

Тем более что до дивана осталось всего три шага.

Богомол опять возник перед Леной:

— Ну?

— Я не знаю, — сказала Лена и заплакала.

Плакала она, правда, только в том измерении, где общалась с богомолом. Там, где она шла к дивану с Ботвиником, за это время прошла, может быть, доля секунды.

— Что тебя смущает? — спросил богомол. — Почему ты плачешь?

— Я ведь обещала сделать ему самое хорошее, что только бывает.

— Кому? — спросил богомол.

— Ботвинику на фотографии. Поэтому он ко мне и пришел. А тут — такая жестокость…

— Ты думаешь, это жестокость?

— А что же еще?

Богомол погрустнел. Лена почувствовала, что сейчас он уйдет навсегда, и в мире останутся только приближающийся диван и старая песня «Наутилуса».

— Подожди-ка, — сказала она. — Наверно, я действительно чего-то не понимаю. Может, ты объяснишь?

— Смотри мне в глаза, — сказал богомол.

Лена опять увидела короткий мультфильм.

Перед ней было нечто похожее на залитую солнцем лужайку — ослепительное, дрожащее и переливающееся пространство, искривленное (или, может быть, выпрямленное) фасетчатыми глазами насекомого. На этой лужайке сидели два богомола, но Лена понимала, что все это чистая условность: на самом деле впереди была уже знакомая ей бесконечная река жизни, которая текла через богомолов, через солнце в небе и через нее саму.

Эта река не опиралась ни на что. Она была совершенно свободна и ничем не скована. Она существовала сама по себе. И все же она каким-то образом зависела от богомолов и от Лены.

Лена вдруг ясно поняла, что все живое — цветы, насекомые, птицы, звери и даже люди — существует не для себя, не просто так, а с одной-единственной целью — чтобы у этой великой реки было русло. Все живое и было этим руслом. Но в то же время оно было и рекой, которая загадочным и невыразимым образом текла сама в себе, как не текут земные реки.

Лена увидела, как строится русло. Все произошло у нее на глазах: два богомола соединились друг с другом, чтобы дать начало новой жизни. А потом, когда таинство завершилось, один из них сделал другому самое лучшее, что мог — отпустил его на свободу, и та часть великой реки, которая раньше текла сквозь него, высвободилась и стала течь сама через себя, что и было высшим возможным счастьем, никаких сомнений на этот счет у Лены не осталось.

— Понимаю, — прошептала она. — Понимаю теперь. Выходит, это совсем не жестокость, а наоборот?

— Жестокость, — ответил богомол, — это удерживать здесь слишком долго. Быть живым означает рыть русло. А уйти — означает стать рекой, которая по нему течет.

— Но почему никто из людей про это не знает? — спросила Лена. — Надо вернуться и всем рассказать!

— Во-первых, — рассудительно ответил богомол, — тот, кто хочет знать, узнает и без тебя. А во-вторых, вовсе не надо рассказывать об этом всем подряд. Это плохой поступок. Глупый и смешной.

— Почему?

— Ну как ты не понимаешь. Потому что великая река и без тебя знает, что она такое. Но иногда она хочет немножко побыть проституткой, или кошкой, или геранью в вазе. Или даже заглянуть одним глазком в место вроде вашего города. И зачем ты будешь объяснять ей, что она такое на самом деле? Так ты испортишь ей все удовольствие от прогулки.

— Понимаю, — прошептала Лена. — Значит, богомолы просто помогают друг другу вернуться домой. Выходит, это и есть самое хорошее, что одно существо может сделать другому? Как раз то, что я обещала?

— Конечно, — проникновенно сказал богомол. — Именно поэтому наша любовь и увенчивается этим благородным жестом. Самка делает это для самца, потому что он выполнил свой долг и отныне свободен. Разумеется, и самец с радостью сделал бы для самки то же самое, но ей надо еще позаботиться о потомстве.

Это звучало убедительно.

— У меня не хватит сил, — сказала Лена.

— Хватит. Я помогу.

К этому моменту Лена с Ботвиником дошли, наконец, до дивана. Ботвиник усадил ее на мягкий шелк, и в тот же миг богомол, с которым говорила Лена, исчез. А вслед за этим Лена поняла, что сам Ботвиник стал богомолом.

Он был пепельного цвета, с узкой маленькой головой и невыразительными фасетчатыми глазами. Три его центральных глаза были мертвыми и походили на бляшки ссохшейся кожи. Зато у него было обширное брюшко, жирное и тугое, которое утягивало его назад и делало все его движения неловкими и смешными.

— Зеленая, ты странная какая-то, — сказал серый богомол. — Как будто ты не здесь, а где-то еще. Ты случайно не под кайфом?

— Нет, — ответила Лена. — Давай помолчим, Миша.

— Ну давай, — согласился серый богомол.

И они начали священный танец, зарождающий новую жизнь.

А как только он кончился, Лена поступила так, как велела ей древняя мудрость. Она сильно сжала голову Ботвиника своими шипастыми лапками и потянула ее прочь.

— Ты шшштоо, — зашипел глупый серый богомол и стал молотить ее своими слабыми ладошками. Но тело Лены покрывал мощный хитиновый панцирь, и она даже не чувствовала этих прикосновений. Голова серого богомола плохо отрывалась, потому что его шея была очень толстой, но Лена чувствовала в своих лапках стальную непреодолимую силу и знала — рано или поздно она доделает начатое.

Девки запели гимн СССР на английском языке в версии Поля Робсона (дядя Петя любил повторять, что в этом исполнении скрыто нечто безбрежно-оргиастическое, и лучшего фона для vip-интима не найти). До Лены долетели три испуганных голоса:

Strong is our friendship tried by fire,

Long may our crimson flag inspire…

Они пели точь-в-точь как Поль Робсон, по старой записи которого разучивался номер — сильно артикулируя «р» в «fire» и «inspire», как редко делают в английском. Почему-то именно это раскатистое «р» и помогло: Лена собралась с духом и резко крутанула голову серого богомола.

— Ы-ых, — прошептал серый богомол, центральная жила его существа поддалась, и он обмяк навсегда.

Лена увидела, как высвобождается та часть великой реки, которая была в нем заперта. Она оказалась струей темного дыма, похожей на автомобильный выхлоп — ее сразу же снесло куда-то вниз. Лена мысленно проследила за ней и ощутила мрачно-багровое клубящееся пространство, откуда доносились неумолимо грохочущие голоса: «Кого ты пидарасом назвал, сука? Кого ты на хуй послал?» Еще там были другие голоса, тихие, вкрадчиво-умные и совсем жуткие, говорившие что-то вроде: «Спирально с капустой, шестнадцать сорок два…» Лене стало неприятно, и она перестала следить за нисхождением дыма. Надо было спешить, и она стала как можно быстрее крутить голову серого богомола из стороны в сторону.