Океан - Альберто Васкес-Фигероа Страница 19

Таким образом он скорее мог считаться другом Аурелии, чем Абелая, однако к старшему в семье Пердомо он питал особую симпатию и был предан ему всей душой, ибо однажды, когда оба они были еще очень молоды, Абелай Пердомо в одну из безлунных ночей помог четыре часа продержаться на плаву его единственному брату, когда один из пароходов разломил надвое баркас, на котором они рыбачили.

Восемь лет назад, когда умерла одна из тетушек Руфо Гера и оставила ему в наследство свои земельные участки и дом в Арии, он решил, что и так уже потратил слишком много лет на бесплодную борьбу с морем и теперь наступил момент обрести покой. Для него это означало устроиться поудобнее с хорошей книгой в тени раскидистой пальмы, потому что «лук и помидоры растут сами по себе, а тебе уже не нужно день-деньской насаживать наживку на крючки».

Тем не менее каждые два или три месяца он спускался в селение, чтобы провести неделю в местах, где родился. Он приходил с худющей верблюдицей, нагруженной до предела продуктами, и почти всегда останавливался в доме Пердомо Марадентро, потому что там он всегда мог обратиться к Аурелии за помощью и советом.

Айза знала, что Руфо Гера был одним из тех немногих людей, которые ненавидят море, однако в их компании все равно можно было чувствовать себя свободно. Каждый раз, видя его, она вспоминала о том единственном дне, когда оказалась у него в гостях, в окруженном пальмами доме, примостившемся на склоне скалы. Оттуда не было видно моря. Для нее же море всегда было неотъемлемой частью того, что она считала настоящей жизнью. Оно было для нее не менее важно, чем родители и братья.

Когда она думала о вещах, которые любила, в сердце ее рождалась страсть, когда же вспоминала о том, что ее теперь вынуждают все это оставить, душу ее захлестывала тоска, которая становилась все сильнее и сильнее по мере того, как низкий берег острова Ла-Грасиоса уходил назад, а форштевень баркаса неумолимо приближался к бухте.

Впрочем, о Ла-Грасиоса она хранила одно из самых прекрасных своих воспоминаний. Когда ей исполнилось десять лет, вся семья взошла на баркас, чтобы провести пять дней на якоре с подветренной стороны острова, принимая участие в последних приготовлениях к свадьбе самого лучшего друга Асдрубаля и Себастьяна.

Юноша, которому не исполнилось и двадцати лет, уже три года строил дом, в котором ему предстояло жить со своей юной женой, на острове же существовала традиция, согласно которой все жители помогали молодой паре обустроить семейный очаг в те дни, когда море было особенно несговорчивым.

На Ла-Грасиоса, который на архипелаге называли Островом Добрых Обычаев, все делалось сообща, начиная от строительства дома, подготовки баркасов и заботы о больных и заканчивая поддержанием чистоты в поселке и его благоустройством. Айзе особенно запомнилось то, что также произвело неизгладимое впечатление на ее мать, когда она присутствовала на церемонии репарто, проходившей в те дни.

В течение года команда каждого баркаса отдавала одной из местных старушек выручку — почти всегда одними монетами дуро — от продажи рыбы, и добрая женщина обязывалась хранить ее, пряча в тяжелый деревянный сундук.

После завершения путины, как всегда накануне крещений и свадеб, команды рыболовов рассаживались на песке вокруг старушек, и те, не торопясь, клали по одной монете перед каждым мужчиной, и так до тех пор, пока годовая выручка не закончится. Изредка они добавляли небольшую горстку тому рыбаку, которому необходимо было отремонтировать свой баркас, однако всегда откладывали на нужды больных, горстку монет отдавали соседям, которые по той или иной причине не могли выйти в море в этом году, и, наконец, последняя горстка предназначалась для вдов и сирот.

Аурелии Пердомо этот обычай показался самым прекрасных из всех, что она знала, ибо он указывал на необычайно тесные узы дружбы, связывавшие всех жителей острова. В течение многих недель она внушала своим детям и всем, кто мог ее слышать, что если бы весь мир последовал примеру рыбаков с Ла-Грасиоса, то большей части проблем попросту бы не существовало. Айзе же в ее десять лет в те дни интереснее всего было побегать с местными ребятами по просторному пляжу Плайа-де-лас-Кончас, понырять в незнакомых, богатых рыбой заводях пролива и до отвала наесться пирожных, арбузов и сушеного инжира, которые подавали на одном из самых веселых праздников, которые она когда-либо видела в своей жизни.

По ночам она укладывалась спать на палубе, любуясь теми же самыми звездами, которые сейчас покачивались у верхушек мачт, представляя, как в один из дней она тоже выйдет замуж за одного из людей моря и нарядится в такое же красивое платье, а ее братья с гитарами и колокольчиками будут развлекать гостей.

И все было бы именно так, окажись она такой же простой и скромной девушкой, как та невеста, которая прекрасно подходила рыбаку с Ла-Грасиоса. Но она из маленькой девочки превратилась в красавицу, на которую нельзя было не обратить внимания.

Из раздумий ее вывел голос отца, приказавшего спустить паруса, и она бросилась на помощь брату точно так же, как это делала тогда, когда была еще совсем маленькой девчушкой, путавшейся в тросах и ногах взрослых.

Как только баркас оказался перед единственным огоньком, тускло мерцавшем в одном из окон полудюжины хибар Осолы, Себастьян бросил якорь, затем уложил фоки, и «Исла-де-Лобос» встал на рейде, защищенный скалистыми выступами узенькой бухточки, в глубине которой находилось некое подобие порта.

— Проводи свою сестру к Руфо Гера и постарайся, чтобы вас никто не видел, — велел Абелай Пердомо. — Затем ступай прямо к дому.

— А баркас?

— Смогу и сам управиться. Выйду в открытое море и с попутным ветром, не торопясь, вернусь в Плайа-Бланка. — Он нежно поцеловал дочь в лоб. — Постарайся сделать так, чтобы никто не узнал, где ты находишься, — попросил он. — У Матиаса Кинтеро большие связи, да и люди на материке совсем не такие, как мы. — Он минуту помолчал, а затем хриплым голосом, в котором явственно слышалось волнение, произнес: — Помни, если ты попадешься, нас не будет рядом с тобой, и мы уже не сумеем тебя защитить. Ты меня поняла?

— Не беспокойся… — Она ласково погладила отца по небритой щеке. — Обо мне не волнуйтесь, позаботьтесь о себе.

Себастьян разделся, аккуратно положил одежду и ботинки на большой кусок пробкового дерева, соскользнул в воду, поплыл по спокойной бухте и вскоре уже вышел на берег. Айза последовала его примеру. Абелай Пердомо отгреб на несколько метров и начал выбирать длинный конец, стараясь не глядеть на обнаженное тело дочери, которое поражало своей красотой даже в неверном свете звезд.

Десятью минутами позже, когда Абелай убедился, что дети начали подниматься по извилистой тропе, едва заметной на черной лаве, покрытой лишайником и жухлой травой — постоянными обитателями Проклятой страны вулкана Корона, — он поставил фоки, взял лево руля и одним рывком, словно игрушку, поднял якорь.

Когда борт баркаса «Исла-де-Лобос» прошел буквально в трех метрах от последнего утеса северо-восточного мыса, Абелай Пердомо взял курс на восток, закрепил руль и, приложив всю свою геркулесову силу, одним махом поднял главный парус.