Кольцо Пророка - Артем Рудницкий Страница 19

Около двух лет продолжались его мучения, пока пакистанцы не пришли к выводу, что Аббас не представляет для них реального интереса. Тогда уведомили посольство: забирайте вашего гражданина, разбирайтесь с ним, как хотите.

‒ Итак, ‒ подытожил я, ‒ из Афгана пришлось бежать, а в Пакистане вам не обрадовались. Хоть это исламское государство, но вы пришлись не ко двору.

Пакистанское правительство враг ислама, холодно заметил Аббас. Тут все решают американцы.

А российское? поинтересовался я. Не враг?

Россия до сих пор не определила свою судьбу, это было сказано спокойно и бесстрастно, не знает, к какому берегу пристать. Поэтому ей не доверяют ни американцы, ни правоверные, она всегда может изменить свой курс. А вы, татарин пристально посмотрел на меня, хороший человек, я это чувствую. Помощь от такого принять не зазорно.

Ну, тут я смутился, вы мне тоже нравитесь.

Аббас склонил голову.

Вы должны принять ислам, неожиданно горячо и проникновенно призвал он. Любой хороший человек должен быть мусульманином.

Опешив от сделанного предложения, я промямлил: «Ну, это как бы…».

Или на дипломатическую службу правоверных не берут?

Отчего же, у нас есть мусульмане.

Так в чем же дело?

Я ответил уклончиво:

Нужно подумать. А пока… я посмотрел на часы и на треть пустую бутылку виски. Шел первый час ночи.

Гость был не лишен наблюдательности и такта. Встал, вежливо откланялся. Я спал крепко, без сновидений.

В посольстве всех устроило, что Аббас поселился у меня. Никакой головной боли с выделением денег на гостиницу и питание. Бывший талиб вел себя скромно, был аккуратен и старался не надоедать. Даже вызвался ходить в соседнюю лавку за овощами, фруктами и прочей снедью. В остальное время сидел в своей комнате и читал Коран в дешевом издании, которое приобрел на книжном развале.

Сфотографировался для нового паспорта. Прежний едва ли годился для пересечения границы – истрепался во время злоключений своего владельца и вдобавок размок в реке Кабул, когда лодка с беженцами перевернулась у города Чарсадда. Текст еще можно было разобрать, а изображение с карточки почти исчезло.

Впрочем, отправка Аббаса на родину задерживалась по другим причинам.

Во-первых, не на что было купить билет. Двести долларов, имевшиеся у него во время ареста, пакистанцы не тронули, однако этих долларов требовалось не менее пятисот.

Во-вторых, в консульство позвонил раздраженный чиновник из одного российского ведомства, возмущенный самим фактом возвращения на родину «перебежчика и бандита». На это я сухо ответил, что Аббаса гражданства не лишали и помешать ему проживать на родине нельзя. Это чиновника не убедило. Он отругал меня за «негосударственный подход» и бросил трубку. Я доложил послу, который всерьез озаботился возможными осложнениями. А ну как что-то натворит этот безумец, кто отвечать будет?

В-третьих, ожидались результаты проверки Аббаса, проводившейся ФСБ и Управлением «Т» Главного управления по борьбе с организованной преступностью.

А пока суть да дело мы с Аббасом вместе завтракали, ужинали, смотрели телевизор и беседовали на разные темы. Как-то в местной информационной программе разбиралось недавнее покушение на президента. Военные и политические эксперты уверяли, что главу государства спас джаммер, и высокая техническая оснащенность службы охраны – решающий фактор.

Аббас оттопырил верхнюю губу, выражая скепсис и иронию.

У вас другое мнение?

Президента выручила плохая подготовка организаторов покушения, уверенно произнес Аббас. Наверное, я не сумел сдержать смешок, и татарин обидчиво добавил: Я плохо знаком с местной ситуацией, в тюрьме даже газет не давали, но есть вещи очевидные.

Ну-ну? я навострил уши.

При четкой и грамотной организации никакой бы джаммер не помог. О том, что им оборудован автомобиль президента, догадаться нетрудно. Поэтому не следовало полагаться на дистанционное управление. Боезаряд нужно было активировать вручную.

Протянуть провода и замкнуть на расстоянии. Так поступали партизаны в Великую Отечественную, когда поезда рвали. Риск велик. Провода непросто замаскировать и легко обнаружить.

‒ Так и есть, ‒ невозмутимо согласился Аббас. ‒ Поэтому никуда протягивать не надо. Взрывник должен находиться максимально близко к месту взрыва.

‒ Значит, камикадзе.

− Шахид, ‒ поправил меня Аббас.

Жаль, что у террористов не было такого советчика как вы.

Жаль, что не было, не принял шутки Аббас. Мне не за что любить эту страну.

Я нахмурился и сменил тон.

Вам бы поскорее ее покинуть и забыть. В России у вас семья, займетесь чем-нибудь…

Едва ли. С женой мы перестали понимать друг друга, у нее своя жизнь. Конечно, можно опять попробовать организовать бизнес… Но я сделал свой выбор.

В Афганистан вам путь заказан.

Разве в этом дело? Аббас улыбнулся, как мне показалось, немного грустно.

На следующий день пришла телеграмма из Управления «Т». В ней говорилось, что ничего предосудительного на Аббаса не нашли, никто в России преследовать его не собирается. То же самое отмечалось в мидовской шифровке ‒ юридических препятствий для репатриации не имеется. Министерство расщедрилось и оплатило авиабилеты по маршруту Дубай-Москва-Казань.

Наиболее подробной была ориентировка из ФСБ. Контрразведчики опросили родственников и друзей Аббаса и вот что выяснили. Родители его умерли, а жена пошла в гору по коммерческой линии: оставив клинику, возглавила фирму по торговле мединструментами. Бывшего супруга называла не иначе, как «блаженным». Любопытнее всего было то, что она рассказала об их взрослой дочери, которая пошла по стопам отца, и кроме религии слышать ни о чем не хотела. Гюзели исполнился двадцать один год, она обучалась на втором курсе Международного исламского университета в Исламабаде. Об этом Аббас не упомянул, что было, по меньшей мере, странным. Неужели отец не знал, что его родной ребенок находится в том городе, где он сам оказался? Не захотел увидеться после долгой разлуки?

Приехав домой, я заглянул Аббасу в глаза и спросил проникновенно:

Дорогой, что же вы не сказали, что у вас в Исламабаде дочь? Не соскучились? А может, не знали?

У Аббаса дернулся угол рта, он провел рукой по лицу, опустил голову.

Я не хочу создавать дочери никаких проблем, тихо произнес он. Я люблю ее больше, чем… Он похрустел пальцами и не стал договаривать. Кроме нее, у меня никого…

«Ха, тут я внутренне усмехнулся, а про Всевышнего забыл?».

Я хочу, чтобы все у нее было хорошо, продолжил татарин. Раз она выбрала для учебы эту страну… Неужели вы не понимаете, что будет в университете, когда там узнают обо мне? Что я сидел в тюрьме, что меня подозревают в связях с террористами. На девочку ляжет клеймо, уверен, что ей и так нелегко.