Мулей - Эрленд Лу Страница 19

12 апреля

Я изучила список самых опасных для туристов мест и выяснила, что в Афганистане, Ираке, Демократической Республике Конго и Сомали есть области, опасность пребывания в которых считается экстремальной. Согласно «Форбсу», это означает, что экономика умерла, местные власти коррумпированы или отсутствуют, и в целом нет ни закона, ни порядка. Самое то для меня. Афганистан и Ирак мне, боюсь, не потянуть. Связаться с людьми, которые похищают детей, а потом убивают их бесчеловечным образом под крики толпы «Аллах велик!», это уже перебор. Всему есть предел. Но Африка меня влечет. Тогда я не только умру на том же континенте, что и мама с папой и Томом, но и в непосредственной близости от места их гибели. Демократическая Республика Конго привлекает меня больше, чем Сомали. Отчасти потому, что страны, имеющие в названии слово «демократический», почти наверняка таковыми не являются, в них царит хаос, и, что бы с тобой ни случилось, никто за это не ответит, а я как раз и не хочу, чтобы моих убийц осудили и посадили, это было бы нечестно с моей стороны, пусть продолжают в прежнем духе и не мучаются угрызениями совести. Но к тому же эта часть Африки зеленая и цветущая, и там говорят по-французски. Так что я буду кое-что понимать и даже смогу сказать несколько фраз, пока наконец не попаду под перекрестный огонь соперничающих группировок. Я решила поставить теперь на это. Не заморачиваться самой, а просто оказаться на пути, очутиться в роковой час в роковом месте, это не гак уж трудно, я думаю, с кем-то это происходит то и дело. Elle est morte! — будут они вопить. — Elle est morte!

13 апреля

Я продолжаю бегать ночами, а днем сплю, так что мне трудно отыскать работающее турбюро, но добрый человек на стойке администратора одолжил мне сегодня утром компьютер, и я выяснила, что «Брюссельские авиалинии» летают в Киншасу, столицу Демократической Республики Конго. Правда, в столице, если верить «Форбсу», вероятность неприятностей средняя (шкала риска такова: экстремальный, высокий, средний, низкий и незначительный), видимо, в Киншасе мне мало что светит и придется ехать в северо-западные провинции. Зато там «Форбс» обещает экстремальные риски. «Что должен знать каждый датчанин» сообщает, что беспорядки не прекращаются с 1998 года, когда был свергнут Мобуту Сесе Секо. Противостояние иногда называют африканской Второй мировой, во всяком случае, это самый кровавый конфликт с тех пор.

Наверно, это цинично, очень цинично с моей стороны использовать столь трагическую и прискорбную ситуацию к собственному благу, если это можно так назвать. Мне бы подумать, чем я могу им помочь, а в моей голове мысли только о том, чем они могут мне помочь. От затянувшейся тоски я стала гнусной эгоисткой.

14 апреля

Через три дня будет год, как мама, папа и Том разбились. Я давно уже места не нахожу себе от одной этой мысли. Но вчера перед сном решила, что все, пора в Конго, чтобы 17 числа у меня уже вовсю свистели пули у виска, а может, все тогда же и кончится раз и навсегда. Конечно, быть застреленной ровно в их годовщину было бы очень красиво, но это уж совсем по-детски и чересчур пафосно. Поэтому я отложила этот план, заменив его на Лондонский марафон., В это трудно поверить, но он стартует ровно 17 апреля. Вот удача так удача. И мне удалось записаться на него, хотя регистрация закончилась несколько месяцев назад. Я прибежала к ним в контору и стала говорить, насколько это для меня важно, и принявший меня дядька отказал, но потом пришла женщина, напоила меня чаем, выслушала и в конце концов согласилась меня вписать. Трагическая судьба открывает двери. Это полезно запомнить.

15 апреля

Вернувшись ночью с пробежки, я включила телефон и прослушала все оставленные за последние недели сообщения. Звонили все. Директор Христианской гимназии, Биттен, Кшиштоф и другие. Удивило сообщение от мамы Констанции, никак не ожидала. Голос у нее был очень встревоженный и она просила перезвонить ей при первой же возможности, даже ночью. Я позвонила, и оказалось, что Констанция пропала, ее нет уже пять дней. Они не знают, где она. Полиция начала расследование. Я спросила, проверяли ли уже в конюшне. Да, проверили. У мамы был такой несчастный голос, что мне не осталось ничего другого, как рассказать ей, что Кшиштоф пару раз заставал Констанцию у меня дома с психогейром. В трубке стало тихо, потом она спросила, кто такой психогейр. Я ответила, что это к нему я ходила говорить после гибели мамы, папы и Тома и что они с Констанцией встретились у меня в больнице после той моей маленькой неудачи. Он психиатр, сказала я, и любит животных, а так ему лет сорок, у него жена и двое детей, он сам печет хлеб, и это пожалуй все, что я о нем знаю. Мама спросила, не думаю ли я, что у них близкие отношения, и я ответила да, потому что я правда так думаю. Она попросила меня позвонить, если Констанция объявится. Она даже вынудила меня пообещать ей это, не уверена, что сдержу обещание. Как-никак Констанции уже восемнадцать, и она вольна делать что хочет. Даже если ее родителям не нравится, что она завела роман с сорокалетним психиатром, это ее право. Более того, она может завести романы хоть с целым отделением психиатров, и родители никак не смогут ей помешать. Такова жизнь. Большие девочки все решают сами. Потом, после стольких лет жизни в роли девочки- увлекающейся-лошадьми должна же она взбрыкнуть. Меня это не удивляет. Констанция взрослеет. А справедливо говорится, что деревьям бывает больно, когда распускаются почки. Мама Констанции перезвонила попозже и сказала, что психогейр тоже пять дней как исчез. В промежутке я поговорила с Кшиштофом, он рассказал, что всю прошлую неделю то и дело заходили психогейр с Констанцией и превратили мой дом в склад своих вещей и разных мелочей, которые они потихоньку приносили туда, чтобы не вызывать подозрений, так он думает. В конце концов они набили чемоданы одеждой для пляжного отдыха, и больше он их не видел. Они не сказали, куда собираются. И не взяли с собой Финч Хаттона. Вот она, цена их хваленой любви к животным. Пока идет обычная будничная жизнь, почему бы не поиграть в симпатичную зверюшку, а как только такие добрячки соберутся отдыхать, тут же от нее отделываются. По-моему, это однозначно характеризует их не с лучшей стороны.

17 апреля

Сегодня я пробежала свой первый марафон. Солнечным днем через весь Лондон. За четыре часа сорок четыре минуты. 444. Почти что число Сатаны. Я устала очень, но не вусмерть. Я могла бы, наверное, бежать быстрее, но не отважилась, самым важным для меня было не сойти с дистанции. Потом тихим шагом вернулась в отель, чувствуя, что мама, папа и Том смотрят на меня сверху и гордятся мной. Я несколько раз взглянула в небо и подмигнула им. Это так приятно — по-детски думать, что они меня видят. И стараться ради них.

18 апреля

Прочитала в газете, что некто Раймонд умер вчера во время марафона. Ему было пятьдесят девять лет и он в восьмой раз участвовал в Лондонском марафоне. И в какой-то момент упал — и все, точно как папин знакомый. Сердце не выдержало. Нет бы это была я! Но я так чертовски молода. Сердце у меня наверняка в полнейшем порядке. И при неудачном стечении обстоятельств будет биться еще лет восемьдесят. Это никуда не годится. Я обязана вмешаться. Надо ехать в Конго — под перекрестный огонь противоборствующих группировок.