Сосновые острова - Марион Пошманн Страница 19
Сосновые острова - Марион Пошманн читать онлайн бесплатно
Они сидели в поезде, мимо проносился пейзаж, они не прошли его пешком, но пересекли. Оставляли позади одну станцию за другой. Недвижное путешествие, действие как будто без всякого действия. Или тягостное, обморочное движение, как у листа, сорванного с ветки порывом ветра.
Они держали путь в Мацусиму, без остановок, пересадок, только туда. Вследствие этого они «перепрыгнули» несколько остановок Басё. Муро но Яшима, где находится святилище божества — покровителя Фудзи, «Принцессы-весны-что-распускает-цветы-на-деревьях», храмовый комплекс Никко и древнюю иву в Асино, которую воспел в стихах монах Сайгё тысячелетие назад. В Никко Басё сочинил хайку о свежей весенней зелени.
Молодая листва, пронизанная солнцем, — весь храмовый комплекс в этих строчках, причем следует знать, что имя этого святилища означает «лучезарный, как солнце». Хайку Басё — как духовная притча. Как солнце пронизывает листву, так духовная сила храма пронизывает этот мир и людей. Немецкая лирика во времена Басё тоже оперировала подобными сравнениями.
«Вишневый цвет в ночи» Брокеса: сияние луны пронизывает белизну цветов вишни, как свет Господа — лирическое Я. Совершенно японская образность — как Брокесу такое пришло в голову, вот вопрос. Как бы то ни было, листва, молодая и беззащитная на ветвях, пронизанная всемогуществом солнца; поскольку Гильберт и так чувствовал себя листом, сорванным с ветки, в Никко его не ждало ничего нового. Прежде всего он должен определить главное, и он это сделал, оттого-то они вот уже несколько дней и занимались одними соснами, бессчетному множеству лиственных деревьев уделить внимание уже невозможно.
Что касается ивы, то и для Сайгё, и для Басё речь шла о том, чтобы отдохнуть и уйти в себя в ее тени, в то время как жизнь внешняя шла своим чередом. Это дерево было для них воплощением покоя духа перед лицом быстротечности и переменчивости жизни.
Сайгё писал об иве в Ашино в своем известнейшем стихотворении в жанре вака:
Басё состоял с великим поэтом Сайгё в поэтическом диалоге. Басё нисколько не смущало, что Сайгё давно умер, это была коммуникация двух бессмертных душ. Счастливый от того, что ему довелось пребывать в тени того же дерева, Басё написал:
Вот снова пример непоследовательности поэзии. Стояло дерево для беглецов лишь затем, чтобы воплощать собой вечное, воплощать непреходящее среди беспрестанной переменчивости, оно было и тем и другим, воплощенное противоречие. Гильберт хотел бы спросить у Йосы, как тот к этому относится — к противоречию, к парадоксу, — или, быть может, для японца это само собой разумеется, что-то вроде нетрудного коана [7], который неяпонец не сумеет понять.
Между тем они с Йосой проносились мимо, пролетели мимо ивы, мимо нежной весенней листвы, пока что им не до того, чтобы обрести покой перед лицом постоянно текущих переменчивых вещей.
Дорогая Матильда,
мы движемся к цели. Если мы еще на что-нибудь отвлечемся, мы никогда не доберемся до Сосновых островов. На вулкан Михара мы не едем. Йоса из-за этого обиделся и не разговаривает со мной. Уставшие от жизни веками восходят на этот вулкан и бросаются в его кратер. Об этом написан целый роман, бестселлер, там пара несчастных влюбленных как раз додумалась именно так свести счеты с жизнью, с тех пор им и подражают, эффект преемственности. После появления книги туристы валят на это место толпами, специально ходит паром, чтобы самоубийцы с комфортом могли добраться до цели, равно как и просто любопытные, целые семьи выезжают по выходным на пикники и в походы, и с тех пор как кратер огородили забором, он стал лишь популярней. Между 1930 и 1937 годами более двух тысяч человек бросились в жерло с кипящей лавой. Массовое захоронение, от которого я намерен уберечь юного японца, — я запретил ему думать о такой смерти.
Мы пропустили еще одну остановку Басё — Сешосеки, камень вулканического происхождения. От него исходят ядовитые испарения, которые уничтожают все живое вокруг. Он покрыт толстым слоем мертвых насекомых. Птицы, оглушенные, падают с неба, млекопитающие избегают приближаться к нему, растения скрючиваются, так что этот камень утверждает свое единовластие на унылой пустоши. Тоскливое место, неизменно окутанное туманом, потерянное место, гиблое, куда никому нет дороги. Но туристы и здесь разгуливают толпами. То, что убийственные испарения притягательны для Йосы, вполне объяснимо. В его годы и я бы отчаянно рвался поглядеть на такое явление. Я бы смахнул ногой кучи дохлых пчел, бабочек и мух и точно попробовал бы сам вдохнуть ядовитых паров. Теперь же меня побуждает обойти камень стороной комментарий в рассказе Басё. Камень веками считался воплощением девятихвостой лисицы, могущественной демоницы, которая в конце своих деяний в образе любовницы свела в могилу императора и превратилась в этот ядовитый валун. И хотя нынче этот камень полагают обезвреженным, а дух лисицы — изгнанным, эманации ядовитых паров нисколько не уменьшились. Я счел правильным не подпускать близко к таким проблемным местам личность вроде Йосы, состоящую в постоянном конфликте с лисьим началом — неважно, существует ли оно на самом деле или нет.
Вместо этого — и я прилагаю к этому все усилия — ввиду специфического психического склада японца мы приблизимся к ядовитому месту по узкой тропе поэзии, почти не двигаясь физически, мы пересечем данную местность.
Гильберту понравилось, он нацарапал перевод на английский рядом со своим стихотворением и властно передал Йосе.
Йоса угадал мысли спутника и их не одобрил. Йоса пытался с помощью своей депрессивной энергетики не только читать мысли Гильберта, но ими еще и манипулировать. Он безмолвно вынуждал Гильберта сойти у ядовитого камня. Он высокомерно отводил глаза от величественных пейзажей, он отказывался признавать банальность внешнего мира, он настаивал на своем, он пользовался тактикой обиженного ребенка — неудивительно, что родители из-за него впали в отчаяние.
Йоса долго грыз кончик своей кисти, ему не сочинялось, не было вдохновения, сама идея сочинения стихов казалась абсурдной и недостойной его. Наконец, он начертал:
Стихотворение Йосы показалось Гильберту слишком субъективным и грамматически мутным, если смысл его вообще мог быть полностью реконструирован при переводе с японского на английский и далее на немецкий. Это многоточие после «тебя» — из-за него сильное высказывание заменяется полной неопределенностью. Если бы тут имелась в виду запятая, допустим, ее опустили, ею пренебрегли, тогда «окаменевшая лисица» воспринималось бы как дополнение к «тебя», и тогда бы лирическое Я решительно противостояло лисице как противнику. А поставь автор вместо запятой тире — любимый знак в немецких переводах японских хайку, подразумевающий размышление, — тогда это можно было бы трактовать так: лирическое Я из-за оскорбленной любви само превратилось в каменную лисицу — или, по крайней мере, угрожает превратиться. Эта неопределенность показалась Гильберту отличительной чертой творения Йосы, и это лишний раз доказывало, что для сочинения хайку необходимы ясность сознания и эмоциональная уравновешенность. Йосе, увы, не хватало ни того ни другого.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments