Точка бифуркации - Николай Пономарев Страница 19

– Всё нормально? – спросили проходящие, заметив на щеках Марины слёзы.

Она кивнула. Взяла у меня из рук рюкзак.

– Не понимаю, – сказала она.

– Да что там понимать… – вздохнул я. – Пойдём.

Мы пошли в сторону школы-интерната. Наши длинные тени тянулись от ног далеко в сугробы, невесомо ложились на стволы деревьев и кирпичную кладку домов. Когда мы вышли на ярко освещённую фонарём улицу, тени ужались и потемнели, стали контрастнее. Она остановилась, ещё раз вытерла щёки рукавом и повернулась ко мне.

– Я искал тебя в понедельник, – признался я. – Всё Цветнополье два раза обошёл.

– В четыре часа буду ждать тебя на своей остановке, – пообещала Марина. – Если хочешь. А сейчас езжай в школу. Спасибо, что проводил.

– Приеду.

Возле памятника казачеству, по сведениям Мурзи, подрались две компании, с шумом, матами, бьющимися бутылками. Приехала полиция и долго их разнимала. Валерка сообщил, что записался на лекцию по алхимии, которая будет проходить в следующие выходные в центральной библиотеке. И нас всех тоже записал. Вжик объявила, что её отец захотел пригласить меня и Янку на предновогодний бизнес-корпоратив, чтобы мы там танцевали. Просила телефон Янкиной матери. И ещё вчера через тренера нас пригласили на праздничное выступление в ДК «Орфей». Предновогодняя суета.

После уроков Вжик и Мурзя зажали меня в школьной рекреации. Они бы не справились, но на помощь им пришёл Валерка.

– Слушай, Бодер, – сказала Вжик, – ты мне очень не нравишься последние дни. Что это за сельская клуша, на которую ты повёлся? Если она тебя обидела, я ей глаза вырву.

– И я, – авторитетно добавила Мурзя.

Вдвоём они стёрли бы в порошок любого. Интересно, если бы они могли вдобавок стирать воспоминания, побежал бы я к ним будущим летом за помощью? Нужно ли забывать прошлое? Вырвать все страницы, что прочтены до этого момента, смять, чиркнуть спичкой, поджечь, смотреть, как они горят. Нет. Не поможет. Говорят, что человек очень хорошо помнит эмоции. Когда ты видишь драку двух компаний, то можешь забыть об участниках всё: имена, цвет курток, сколько их там было и из-за чего началось. Но твой страх, что вот-вот заметут в эту кучу, где от человеческого остались лишь имена участников, – вот он останется надолго. Или когда тебе сказали, что будут ждать, можно забыть, во сколько это произошло, на какой остановке, кто там находился вокруг. Останется лишь ощущение лёгкости, радости, что всё наладилось, которое хранить тебе всю жизнь. И нужно ли это вырывать из памяти? Если бы Вжик и Мурзя могли стирать прошлое, я бы всё равно к ним не пошёл. Пусть останется со мной.

– Всё у меня отлично, – рассмеялся я.

Мурзя недоверчиво прищурилась, а Вжик свойственными ей словами уточнила: не вру ли я?

– Не надо Марине вырывать глаза и волосы. Она переболела, и вместе с ней я. Нам хорошо.

– Эй, Бодер, ты же не хочешь пригласить её на Новый год? – уточнила Вжик.

– Хочу, – ответил я.

– Я не смогу, – отказалась Марина, когда мы шли по Цветнополью. – Перед Новым годом я уезжаю к бабушке.

Тогда я впервые услышал о Чукале. Точнее, о городе знал и раньше, но никогда не выделял его из десятка прочих, известных из курса географии нашего края.

Мы прошли по безымянному переулку до улицы Второй Светлой. Я здесь уже был и проходил мимо этого палисадника и мимо синих ворот, краска на которых местами облупилась. Левая половина кирпичного дома. Марина открыла ворота и махнула рукой, мол, заходи. А я стоял и думал, а не забыть ли мне их адрес, не стереть ли из памяти. Ведь случись между нами непонимание или обида, я прибегу сюда, буду стучать в эти ворота кулаками, пока не сдеру костяшки до крови. Иногда незнание – хорошо.

– Заходи, – повторила Марина настойчиво. – Собаки нет.

Обычная ограда, старательно очищенная от снега, маленький огородик сбоку, сарай, ненужный дровник – отопление, судя по протянувшимся в дом трубам, газовое.

В тёплой прихожей на старом продавленном диване сидел крупный мужчина, чуть сгорбленный, с седыми волосами и в очках. Одет он был в точно такой же свитер, что носила Марина, и треники. В руках его была газета из разряда «Скидки нашего гипермаркета. На печеньки до двадцати процентов. Налетай!», и он так пристально изучал цены, что не сразу обратил на нас внимание. В то, что он подполковник, можно было поверить только при очень хорошем воображении.

– Папа, это Тимофей Бодер, – представила меня Марина, снимая куртку и вешая на крючок. – Я тебе о нём говорила.

– Танцор балета? – без всякого пиетета уточнил папа.

– Танцор квикстепа, – ответил я, передавая Марине свою куртку.

Папа поискал в памяти такое слово, не нашёл, недовольно хмыкнул и снова вернулся к изучению цен на печеньки.

– Это мой папа, Валерий Михайлович, – представила его Марина.

Ещё один Валерий.

Мы прошли в дом. Уютно. В коридорчике три двери: в зал, в комнату Валерия Михайловича и на кухню. Если пройти через зал, то была ещё комната Марины. Мы туда и отправились. Небольшая, меньше, чем моя. Кресло-кровать, стол, стул, шифоньер и полочка с учебниками, часы на стене, детские с солнышком. Если разложить кресло, то места вообще не оставалось. Зато окно из комнаты выходило на юг, поэтому в него сейчас попадали лучи заходящего солнца.

Марина, показав на кресло, предложила садиться, но я сел на стул.

– Давай так, – начал я. – Если ты в следующий раз захочешь исчезнуть из моей жизни навсегда, сделай так, чтобы я увидел. Однажды, тогда в беляшной, я хотел уйти, но ты остановила меня. Хочу, чтобы у меня был такой шанс.

– Хорошо, если я буду уходить навсегда, то скажу тебе.

– Спасибо, Марина Валерьевна.

– Никогда не называй меня так. Это слишком официально. Для тебя я буду просто Марина. И только когда мы навсегда расстанемся, только тогда называй меня по имени и отчеству.

Кстати, не знаю, смогу ли я назвать Марину по имени и отчеству. Если мы вдруг встретимся, пусть через десятилетия, – я верю, что это случится, – кем она станет для меня? Возможно, у меня будет счастливая семейная жизнь, а она так навсегда и останется девочкой с улицы Второй Светлой, дом четырнадцать дробь один. Сложно загадывать.

– Хорошо, я – Тима, ты – Марина.

– Можно Тимофеем?

Можно. С официальными разъяснениями покончено. Мы помолчали.

– Хочешь чаю?

Я кивнул, и Марина принесла две чашки с пакетиками чая в кипятке и тарелку с печеньем такого же сорта, на который сейчас скидки в гипермаркетах.

– А где ты держишь книги?

– Нигде, я беру их в библиотеке, и если мне что-то нравится, то запоминаю это. Тут негде их хранить, и потом, мы с папой несколько раз переезжали, а книги перевозить неудобно. Отсюда мне хорошо ездить в школу, поэтому решили тут осесть. Папа, – повторила Марина, – подполковник запаса, он привык к переездам.