Стук - Франц Холер Страница 18

Тут ее прервала гувернантка, с участием обратившись к ней: «Бедный ребенок, как ты бледна под блеском своих сияющих камней».

– Послушай, – сказала Мириам, встала и подошла к ней, – я думаю, мы усилим акцент на сумасшедшем доме. Ты так здорово играешь сумасшедшую. Мы дадим тебе, Анна, больничную одежду, а тебе, Ливия, халат санитарки с чепцом и всем прочим, и тогда ты будешь строгой с принцессой… вообще без всякого сострадания!

Ливия возразила, она же по пьесе на стороне принцессы и помогает ей бежать, и как тогда произносить это место «Милый ангел, ты же истинный жертвенный ягненок!», ведь здесь в скобках сказано «со слезами»?

Здесь надо плакать наигранно, чтобы притвориться сочувствующей, предложила Мириам.

Но как тогда играть заключительную сцену? «Дитя мое, дитя мое, я не хочу тебя видеть такой» – это же слова сочувствия?

Нет, пусть она говорит так же холодно и надменно, как и при беседе о побеге, у нее все время свое на уме, она должна это стараться все это произносить с угрозой, как будто она хочет убить принцессу.

Но она ведь ее не убивает, возразила Ливия, напротив, она даже говорит:

– Так не пойдет. Это убьет тебя.

Да, тем неожиданней будет, когда она после этого становится союзницей принцессы.

Но зачем такое притворство?

– Можешь ли ты просто-напросто именно так сыграть? – спросила Мириам.

Ее стало несколько раздражать упрямство Ливии, и она догадывалась, откуда оно. Ливия сама хотела бы сыграть принцессу, и теперь она старается испортить ей настроение.

– Да могу я, – сказала Ливия вызывающе, – но я тоже хотела бы видеть в этом хоть какой-то смысл.

– Если это не получится, – сказала Мириам, – мы дадим тебе роль сестры милосердия, это комический выход, гротесковый. Это у тебя получится в любом случае. И еще вот что. Мы построим сцену так, чтобы принцесса была обращена лицом к гувернантке, а вовсе не к публике.

Это уже не понравилось Анне. Если она в этой сцене играет сумасшедшую, зритель должен видеть ее мимику.

– Нет, достаточно жестов и голоса, и тогда тем выразительнее будет момент, когда она в первый раз обратится к публике.

– И когда это должно произойти? – спросила Анна.

– Это мы сейчас решим, когда мы еще раз проиграем эту сцену, – объяснила Мириам.

Ливия еще раз взяла слово и заявила, что о комическом номере Мириам может забыть, она не будет его исполнять.

– Но это все-таки комедия, – возразила Мириам.

Все равно она никак не может понять, почему это комедия, сказала Ливия, и теперь она будет играть свою сцену так, как было предложено, – с ледяной холодностью».

– Вы знаете, что это за народная песня? – воскликнул Жан-Пьер, размахивая листом бумаги.

Естественно, этого никто не знал.

– Она называется «Верная любовь» и поется на мотив «Знаешь, сколько звезд на небе». Эти две строчки вовсе не начало, а конец песни. – И Жан-Пьер напел их.

– И это валялось в секретариате? – спросила Мириам.

– Это валялось в Интернете, я пошарил и сразу нашел.

– Спасибо, – сказала Мириам, и ей придется еще подумать над тем, есть ли какой-то смысл в этой любовной песне, а пока пусть Анна просто ее споет.

Анна улеглась теперь по-другому и сыграла начало сцены еще раз, более драматически, чем в первый раз, повторила колокольные звоны и жужжание пчел и вдруг, вместо того чтобы запеть песню, разразилась рыданиями и закрыла лицо обеими руками.

Ливия язвительно произнесла:

– Бедный ребенок, как ты бледна под блеском своих сияющих камней.

– Подожди, – сказала Мириам, – дай ей сначала спеть песню. Еще, Анна, мне кажется это слишком, и ты слишком рано поднялась. Но колокола и пчелы получились очень хорошо, да и вообще все начало.

Но Анна продолжала сидеть на двух скамьях, изображающих каталку, и не переставала плакать.

Ливия села рядом с ней и положила ей руку на плечо, Мириам подошла к ней, погладила ее по голове и сказала: «Анна, что это вдруг с тобой?»

Анна покачала головой:

– Эта песня… – заикаясь, произнесла она, – песня, эта мелодия… она меня довела… мне очень жаль.

Все стояли вокруг нее, Мириам протянула ей бумажную салфетку.