Девочка и мальчик - Мортен Браск Страница 18

Стук сердец наших детей.

15

Я иду через площадь с пакетами, полными продуктов. Майя подробнейшим образом проинструктировала меня, что купить. Теперь это входит в мои обязанности – покупать еду, ходить по магазинам, отряхивать снег с обуви при входе в них. Продавщицы приветливо здороваются со мной, спрашивают, как поживает живот Майи, интересуются, не тянет ли ее на что-нибудь эдакое – соленые корнишончики, оливки, бифштекс с кровью. Мне нравится идти через площадь в магазин, покупать хорошие продукты.

Однажды, приехав ко мне на Гриффенфельдсгаде, где я жил в свою бытность студентом, Майя очень удивила меня, совершив поступок, которого я совершенно не ожидал. Я жил тогда в маленькой квартирке. В комнате стоял железный камин, работавший на керосине. Нужно было заливать керосин в специальную емкость на стене в спальне, а потом разжигать камин спичками. Я купил канистру керосина у старика парикмахера, салончик которого находился в подвале нашего дома. В парикмахерской всегда сидели в очереди чем-то похожие друг на друга немолодые уже мужчины, зашедшие с улицы. Между ними стоял ящик пива. Зимой и осенью в моей квартирке постоянно пахло керосином.

Майе мое жилище не понравилось, она сказала, что тут все обветшало и квартирка слишком мала, а вонь от керосина для нее просто невыносима. Она сказала, что не может тут оставаться, и появлялась у меня крайне редко, но в одно из посещений взяла ручку и нацарапала на стене: я тебя люблю.

К тому моменту мы были знакомы три недели. Достаточно для того, чтобы я не был шокирован поступком, который большинство других на моем месте посчитали бы переходящим грань дозволенного. Но что-то в том, как она это сделала, приятно удивило меня. Оказывается, можно настолько верить в себя, что ничтоже сумняшеся писать на чужих обоях, да еще к тому же такую фразу, абсолютно не заботясь о том, как я отреагирую. Я тогда подумал, и мне приходилось с тех пор не раз возвращаться к этой мысли, что Майя – самый удивительный человек из тех, кого я встречал. Сам бы я никогда так не сделал, но я надеялся научиться этому от нее.

Надпись так и осталась не закрашенной. Когда я три года спустя съехал с квартиры, чтобы переселиться вместе с Майей на виллу Николо во Фредериксберге, три слова все еще можно было прочесть на стене.

Вернувшись, я застаю ее на кухне. Она опирается на кухонный стол, наклонившись над одним из нижних шкафчиков. Заметив меня с пакетами на пороге кухни, она выпрямляется. Ее лицо вспотело от напряжения.

– Пытаюсь добраться до глубокой сковородки, но мне никак не дотянуться до нижней полки, – говорит она.

– Тебе надо было дождаться моего прихода.

Я достаю сковородку из шкафчика и протягиваю ей. Она берет ее, застывает с ней в руках и начинает смеяться.

– Что тебя рассмешило? – спрашиваю я.

– Просто теперь, когда ты мне ее дал, я не могу вспомнить, зачем она была мне нужна.

– Наверное, что-то пожарить.

– Да, но я не помню что.

Майя открывает холодильник и оглядывает полки.

– У меня все напрочь улетучилось из головы, – говорит она.

– Тогда просто отдохни, а я приготовлю поесть.

Майя пододвигает стул и садится.

– Почему я стала все забывать, это нормально?

Я улыбаюсь ей и начинаю разбирать продукты.

– Ты милый, – говорит она.

– С чего это?

– С того, что ты сходил в магазин, а теперь готовишь нам еду.

– Я не хочу быть милым, настоящий мужчина не хочет, чтобы ему говорили, какой он милый.

– Я знаю, но ты именно такой. Мой маленький милый мужчинка.

– Ты так это говоришь, как будто хочешь сказать – мой маленький милый евнух.

– Я этого не говорила.

– Но «милый» сказала.

– Да.

После еды Майя чувствует усталость. Выйдя из душа, она забирается на диван, укрывшись одеялом. Я убираю посуду в посудомоечную машину и устраиваюсь у нее под бочком. Провожу ладонью по ее животу.

– Чувствуешь их? – спрашивает она.

– Да.

Склоняюсь над ее округлившимся животом и разговариваю с ними. Рассказываю, как я рад, что скоро их увижу.

– Они всегда так тихо лежат, когда ты с ними беседуешь, – шепчет Майя.

Я целую ее живот и прижимаюсь к ней. Ее рука лежит у меня на груди. Я начинаю засыпать, слушаю, как она дышит, прислушиваюсь к новому для меня ощущению покоя. Немного погодя слышу, как кто-то идет по заснеженной улице, до меня доносятся приглушенные голоса посетителей, пришедших в ресторан.