Любовь и честь - Рэндалл Уоллес Страница 18

Дамы уже пили вино и заедали его всевозможными бутербродами. Запах вина, яств и парфюмерии чуть не сбил меня с ног после чистого морозного воздуха. Едва я устроился на шкурах, как меня немедленно принялись угощать.

— Скажите, капитан, — вскинула острый подбородок графиня Бельфлер, — а вы не из тех американских пуритан, которые не пьют крепких напитков и вообще все делают не так, как остальные?

Мне пришло в голову, что дамы, вероятно, обсуждали меня, пока мы с Горловым отсутствовали. И поскольку я протянул руку за бокалом бордо, который предложила мне Анна Шеттфилд, то улыбнулся в ответ и поднял бокал.

— Почему же? Я пью вино.

— Да, разумеется, но все пуритане пьют вино, — усмехнулась Шарлотта Дюбуа.

— Если вы хотите спросить, какой религии я придерживаюсь… — начал я.

— Именно это мы и хотели узнать, — перебила меня княжна.

— Что ж, я воспитывался по пресвитерианским канонам, но потом, когда я изучал теологию, мои убеждения претерпели множество изменений. Но вряд ли это интересно.

— Их больше интересуют ваши моральные устои, капитан, — заметила Анна Шеттфилд.

— Особенно те, которые отличаются от наших, — подмигнула графиня и рассмеялась.

— Ой, смотрите, он даже бутерброд уронил!

— И покраснел! — захихикали все вокруг.

— Беатриче, сделай ему еще один бутерброд, — велела княжна.

Служанка, сидевшая у печи, опустилась на колени и стала водить руками по шкурам в поисках упавшего сыра. Я тоже машинально потянулся вниз, и наши руки случайно соприкоснулись. Она испуганно вскинула глаза, и я замер, когда увидел ее лицо. Дело было даже не в том, что она, хоть и безо всяких косметических ухищрений, была красивей всех остальных девушек, сидевших в санях. У нее было простое и чистое лицо, а глаза… глаза и не зеленые и не карие, а какого-то неопределенного цвета. Взглянув в них, я почувствовал себя так, словно снова после душных саней оказался на чистом морозном воздухе… Как назвала ее княжна? Беатриче…

Служанка выхватила сыр из моей руки и поспешно ушла обратно к печи.

Я натянуто улыбнулся.

— Что ж, сударыни, если вы желаете знать кодекс солдата…

— Лучше говори по-английски, — каркнула Зепша. — Если кто тебя и не поймет, то я переведу. Твой французский просто ужасен, — она сверкнула на меня глазами. Ей явно не понравилось, что вся компания позабыла про нее.

— Ладно, — медленно произнес я по-английски. — Тогда позвольте сказать вам следующее. Когда в университете я изучал французский, на котором так плохо изъясняюсь, я также изучал и религию, надеясь когда-нибудь поступить в семинарию. Но поскольку меня всегда учили, что тело должно быть достойной обителью для Бога, то я почувствовал, что не готов к этому, и Господь, если вдруг он решит поселиться в моей душе, просто перестанет быть им. Я с детства привык заботиться сам о себе. Поэтому не пью крепких напитков — не имею желания. Не курю табак, хотя нахожу приятным аромат табачного дыма. Военная дисциплина вполне меня устраивает.

— Ну, а остальное? — настаивала графиня Бельфлер.

— Остальное? — То, что со мной разговаривали как с мальчишкой, только подзадоривало меня вести себя по-мальчишески.

— Ну, вы понимаете, о чем я. Все эти рассказы о женщинах, которые повсюду следуют за армией…

— Со всякими болячками, — вставила Шарлотта, и княжна Наташа брезгливо поджала губы.

— Говорите, говорите, капитан, — подбодрила графиня, и остальные подались вперед в ожидании.

— Что же вы колеблетесь, капитан? Вы и с ними были таким же робким? Ой, посмотрите, как он смутился! Да еще и покраснел! — ее голос стал тихим и грудным. — А заразиться не боялись? Или, может, вы… э-э… девственник?

Все женщины затаили дыхание.

— Я не девственник.

— Нет? — графиня подняла бровь.

— Нет. Я вдовец.

Графиня побледнела, и в санях стало так тихо, что слышно было, как скрипят полозья по снегу.

Никто не произнес ни слова, пока в сани не влез Горлов, а я не отправился сменить его.

* * *

Скакать на коне было истинным удовольствием, особенно в том состоянии, в котором находился я. Я еще раз подивился тому, как быстро едут сани. Временами мне приходилось пускать коня галопом, чтобы держать дистанцию.

Кучер в тулупе мастерски правил лошадьми, на большой скорости пролетая по лесной дороге, где возможны были засады, и давая лошадям немного отдохнуть на открытых безопасных участках.

Мы пересекли множество рек и ручьев, скованных льдом. Первый же деревянный мост, на который я въехал, настолько обледенел, что мне пришлось спешиться и вести лошадь в поводу. Я уже повернулся, чтобы предупредить кучера, и увидел, как он свернул на лед и лихо проскочил реку рядом с мостом. После этого и я стал пересекать реки по льду, не доверяя мостам.

На дороге изредка попадались крестьяне, кланявшиеся мне в пояс и опускающиеся на колени при виде роскошных саней.

Потом люди стали встречаться чаще, и я уже ехал рядом с санями, пока мы, наконец, не доехали до Бережков, — большого имения, окруженного голыми фруктовыми деревьями, среди которых возвышалась огромная деревянная усадьба с резным фронтоном.