Убить двух птиц и отрубиться - Кинки Фридман Страница 18

— Это очень мило, Уолтер, — ответила она.

Мне уже не нравилось, когда она называла меня по имени. Я жаждал «солнышка», как Ван Гог.

— Ничего это не мило, — сказал я. — Просто это правда. Я не стал бы писать книгу, если бы это не была книга для тебя. А ты сначала меня поддерживаешь, а потом вдруг говоришь: не пиши. Ты уж реши, что ты хочешь, Клайд. Надо выбрать что-то одно.

— Тогда пусть будет Маленькая Италия, — ответила она.

Мы спокойно пообедали в Маленькой Италии, в месте под названием «Лунас». Клайд заказала пасту и овощной суп. Я взял лингини с соусом из красных моллюсков и тефтели — не самое удачное начало вегетарианской жизни. Я сказал об этом Клайд, и в ответ она заметила — как всегда уклончиво, но по существу:

— Если ты все-таки напишешь свою книгу…

— Напишу!

— … то вряд ли меня заденет рассказ про мои кулинарные предпочтения: о том, что я не ем никого с лицом и с мамой. Это ладно. Но вот насчет другой шутки, которую ты собираешься туда поместить — не знаю, не знаю…

— Какой еще шутки?

— Да вот той, грубой, которую ты нацарапал в блокноте, пока я говорила с китайским мальчишкой. Наверное, кому-то это понравится, кто-то даже будет ржать, но… Но не кажется ли тебе, что шуточки типа «сожрать вегетарианца» звучат несколько банально?

Тут были сразу две поразительные вещи, но я, как всякий писатель, сразу клюнул на критику, а самое важное поначалу упустил. Мой роман был еще не написан, а уже подвергался критике! И не простой критике, а самой убийственной, той, которую авторы совершенно не выносят: меня обвиняли в банальности. Отстойный, тусклый, предсказуемый, без огонька — эти слова мы как-то можем пережить. Но не родился еще писатель, который не встал бы на дыбы от слова «банально». Уважающий себя автор скорее предпочтет обвинение в плагиате.

— Банально?! — заорал я. — Ты называешь это банальным? А это не банально, когда…

Но тут я осекся. До моих маринованных мозговых клеток вдруг дошла вторая, гораздо более поразительная вещь. Да откуда же Клайд знает, что именно я нацарапал у себя в блокноте? Она же ни слова не видела! Неужели она действительно читает меня, как книгу? Она прочла мои мысли?

У меня закружилась голова, в ресторане стало явно жарче. Да что ж это за девушка? Читает мои мысли, знает, что я записал для себя в блокноте полчаса назад, и при этом продолжает как ни в чем не бывало наворачивать овощной суп!

Клайд улыбнулась.

— Да ты не волнуйся так, — сказала она. — Просто обоснованная догадка.

— Чушь! Ты не могла видеть, что я там написал. Как ты догадалась? Ты колдунья, да?

— Я могла бы еще добавить, что шутку, которую ты там записал, мне не переварить.

Я посидел немного, словно оглушенный молотком — но не сильно, а только до состояния легкого отупения. Потом достал блокнотик из внутреннего кармана пальто. Какой смысл скрывать эти записи? — подумал я. — Теперь их можно писать на двух фанерных щитах и вешать на себя спереди и сзади, на манер рекламы. Несколько секунд я ошеломленно таращился на свои последние записи.

— Здесь написано «нам не переварить», — сказал я слабым голосом. — А ты говоришь: «мне не переварить»…

— Полного совершенства не бывает, — скромно ответила она.

— Итак, ты запросто читаешь мои мысли. Ну ни хрена себе! Тут должен быть какой-то трюк. Да скажи же, ради бога, что-нибудь. Как ты этому научилась?

— Этому не учатся, — ответила Клайд. — Это все равно, что предсказывать судьбу, гадая на картах. А это я проделывала, начиная с ранней юности. Еще когда работала на ярмарке с аттракционами. Там, кстати, я и встретила Фокса. А потом аттракционы уехали из городка…

— А где это было?

Клайд вытащила сигарету из моей пачки, лежавшей на столе. Я поднес ей зажигалку. Она выпустила дым и некоторое время смотрела, как он рассеивается.

— Насколько я помню, — сказала она, — это было либо в Чайна-тауне, либо в Маленькой Италии.

Подошел официант, и мы заказали два двойных эспрессо, два канноли и еще две клубнички в шоколаде — из тех, что бывают только в Маленькой Италии. Мы молчали, и это было хорошо. Мне было о чем подумать, но поскольку я теперь не знал, читает Клайд мои мысли или нет, приходилось быть осторожным. Все это было, мягко говоря, странно. Но при этом, должен признаться, вовсе не неприятно. Совершенно новое, странное, волнующее ощущение: поделиться сокровенными мыслями с другом. А может быть, все это мне просто почудилось?

Клайд вдруг ни с того ни с сего дважды хлопнула в ладоши — так делает генеральный директор крупной корпорации, давая знать, что совещание окончено. Остатки моих разрозненных мыслей подхватили свои портфельчики и покинули зал заседаний.

— О’кей, ребята, — сказала она. — Теперь о том, что мы будем делать. Ты отправляешься в суд и начинаешь хлопотать о том, чтобы Фокса выпустили из кутузки. Мне бы не хотелось, чтобы на этот раз он там сильно засиделся. Это начинает разрушать его неповторимую личность. Так что самое лучшее — вытащить его под залог.

— А что если мне денег не хватит?

— Вытащи его! Ведь мы же вытащили Тедди. Я в тебя верю, Уолтер. Ты надежный и разумный, я доверяю твоему здравому смыслу. Ты разберешься, что надо делать.

— А ты мне поможешь?

— Нет, я не смогу. Во-первых, у меня сильная аллергия на копов. А во-вторых, мне надо заняться подготовкой одного дельца. Мы должны отомстить негодяю, из-за которого Тедди упрятали в психушку.

— И кто это такой? — спросил я осторожно.

— Дональд Трамп.

Жители этого безумного мира придумали много причудливых логических натяжек. Но ни одна из доступных мне не способна была объяснить эти слова Клайд. Да, — думал я, — наверное, я слишком рационален, слишком прагматичен, я слишком «Уолтер», чтобы узреть свет ее истины.

— Скажи пожалуйста, — спросил я, мобилизовав всю свою логику, — ну что общего Дональд Трамп имеет с этим делом?

— Трамп владеет небоскребами Трампа. Это его люди на его территории схватили Тедди, сунули в машину и отвезли в психушку. И я собираюсь научить Трампа лучше относиться к тем, кто пересекает границы его владений. Кроме того, мне никогда не нравились те, кто навешивает свои имена на здания. И здания такие мне тоже не нравятся. В них всегда лежат горы дерьма от Гуччи, которые никто не может купить и которые никому не нужны. А все, кто сюда приезжает, думают — вот она, Америка, вот оно, настоящее капиталистическое разложение. И они покупают это дерьмо, потому что хотят быть на нас похожими — то есть на таких, какими они нас себе представляют. И во всем этом виноват Дональд Трамп.

— С этим не поспоришь, — сказал я.

На самом деле я не был уверен, что она права, хотя звучало все это очень убедительно.

— Ну, солнышко, не хмурься, — сказала Клайд весело. — Я займусь Трампом, а ты позаботься о Фоксе. Все очень просто. Суд отсюда в двух кварталах, ты знаешь.