Ты была совсем другой - Майя Кучерская Страница 18

Выстрел слышать – новые вести, письмо.

Ветряную мельницу – пустое знакомство, хлопоты.

Перелистываю дальше, вперед, набредаю на У.

Удить рыбу – болезнь.

Утонуть – потеря.

Факелы горящие – неприятность, лишение друга.

Фата – печаль.

На этих словах меня действительно сдавливает печаль, и такой силы, что темнеет в глазах. Присаживаюсь на высокий стул у стола, хотя, возможно, он не для посетителей.

Пережидаю несколько мгновений, перелистываю книжку назад, что за погребальное шествие прямо посреди лавки, что за… Но снова – точно нарочно – кто это подгадывает?

Дождь сильный – прибыль, с ветром – большое неудовольствие.

Дом строить – радость, прибыль. Ветхий – несчастье, упадающий – потеря друга.

Нет, все это неспроста! И впервые робкая мысль вяло стучится в дверь: этот день – умышленный, кто-то все это подстроил. Эту лавку и сонник с фатой и факелами.

Доктор! Это ваших рук дело? Не знаю, думать не хочу, как это у вас получилось, но получилось недурно!

Дорогу видеть – неприятность, идти по дороге – большой труд, достижение благополучия, честь.

Не хочу, пусть попадется другое, не про сегодняшний день.

Хвост лисицы – обман; других животных – дорога.

Довольно. Дорога так дорога, вперед.

Дождь продолжается, уже не моросящий, еще не ливень, ну, точно к прибыли, вот только чего? Локтю плохо, почему как ни подгибаю, мокнет? В рецепте значится «Лубянка, Моховая», но… Хвост лисицы, факелы… Что за подстава, доктор? Неужели вы надеетесь, что я не посмею сломать вашу концепцию? Надо стать властителем жизни, а не рабом. Где-то прочел недавно.

И я сворачиваю в непредначертанный переулок, первый попавшийся, наугад, не глядя на вывески, потом еще раз, огибаю шлагбаум, прохожу под аркой и оказываюсь в тесном, заставленном машинами дворе, зеленые помоечные баки под навесом аккуратно заперты на замочки. Раздается мокрый шорох, и на них, откуда-то сверху, из влажных веток, окатывая меня шаром брызг, звонко пружинит кот. Серый, упитанный, опытный. Обнюхивает щель, скользит на землю меховой лентой. Видеть других зверей – к чему это?

Прямо передо мной дверь, раскрашенная граффити – по краям кислотное лимонно-розовое соединение тесно переплетенных друг с другом букв, которые никак не складываются в слова. В центре – хоровод осенних листьев, нетрезвый хоровод, листья пляшут кто куда, рассыпанно, но все же стоят кру́гом, сплетаются в разноцветный растрепанный венок. У двери прямоугольная темно-зеленая табличка: «Листья травы». Клуб?

Толкаю деревянную дверь. За ней – еще один двор. Небольшой и прямоугольный, прижавшийся к невысокому особняку. Где же я? Словно на чьей-то даче, спрятавшейся в каменном кармане, в центре Москвы. Тонкие, свежепосаженные деревца тянутся по краям, в правом углу примостилась деревянная беседка, в ней никого, на большой клумбе рядом мокнут красные тюльпаны. Левее – блестящий от воды стол для настольного тенниса, сливающийся с растительной зеленью вокруг, я даже его не сразу заметил. Возле ножки стола белеет теннисный шарик. Чуть в глубине, за столом, вижу входную дверь, на ступеньках стоит, привалясь к косяку, парень в клетчатой рубашке навыпуск, курит, щурится на дождь и так же рассеянно на меня.

– К нам?

– Наверно.

Внутри обнаруживаю что-то вроде кафе – стены, исписанные изречениями по-английски, круглые столики у окна, за барной стойкой – девушка с перехваченными пестрой тесемкой волосами.

– Заходите, погрейтесь, у нас тут прикольно.

Протягивает пластиковую карточку – «чайная карта» – читаю я. В каком смысле? Но спрашивать неохота. Послушно заказываю чай с молоком. И девушка наливает мне чай, в высокий стакан с подстаканником, добавляет из маленького глиняного кувшинчика молоко. Я сажусь у забрызганного дождем окна за деревянный столик – вот чего не хватало мне весь этот мокрый поход. Горячего питья. Пью мелкими глотками целебное снадобье и согреваюсь наконец изнутри. А боль? Никуда не делась, только приотпустила чуть, отодвинутая то ли загадочным двориком, то ли горячем чаем. Но уже через несколько минут она снова когтит мне душу, толкает меня вперед. Стакан пуст, значит, в поход!

Встаю, обхожу здешние владения, похоже на просторную квартиру, кухня, комнаты, всюду сидят люди. На кухне пьют чай и болтают, в гостиной играют в шахматы и нарды, в тесной библиотеке между шкафами с книгами девушка в красных очках читает книжку, полулежа в мягком кресле-пуфике на полу. В последней небольшой комнате за длинным деревянным столом – пять человек, явно во что-то играют.

– …и Маргарита, – произносит парень с аккуратной русой бородкой и видом выпускника мехмата. В руках у него квадратик бумажки.

– Мастер! – парирует мешковатый и не такой приятный, с трехдневной щетиной его партнер.

Математик запускает руку в черную бейсболку, стоящую прямо перед ним, и вынимает новую бумажку.

– Чушка, но хлебная, мягкая, с сахаром! – говорит он другому игроку.

– Плюшка! – догадливо выпаливает лысый, бритый, в синих очочках и явно старше других.

Шляпа! Эти люди играют в шляпу. И так проводят дождливый субботний день. Ни одной женщины, чисто мужская компания.

– Пожарная… башня, – продолжает математик.

– Каланча, – произносит тот, кто сидит ко мне спиной.

До невозможности знакомым голосом. Довольно высоким, звонким.

Толик.

Это его голос. Его спина.

Его спину, узкую, мальчишескую, я узнал бы из тысячи спин. Его всегда точно слегка задирающий собеседника голос опознал бы в любом, самом дружном хоре листьев травы. Вот и пел Толик тенором. Он иногда пел, доктор, да, особенно когда разойдется, хотя в последнее время все реже. Главное, жилет, защитного цвета, знаю, что впереди у него множество кармашков – он, усмехаясь, гордился им, ездил в нем на рыбалку, но однажды пришел в баню. Жилет накинут поверх черной водолазки, в которой и видел его последний раз.

Толик характерно сутулится и страшно узнаваемо держит голову, немного набок, он всегда так, когда думает.

– Толик, – шепчу я, боясь спугнуть. – Ты?

Он не оборачивается, не слышит. Слишком захвачен игрой. Как раз его очередь доставать бумажки и загадывать другим слова.

И я понимаю: нет, я не должен ему мешать, ни в коем случае. Идет игра. Здесь все серьезно. И заходить с другой стороны я не должен, проверять, не почудилось ли. Потому что нечего тут проверять.

Вот, оказывается, он где. Вот какая это рыбалка. На самом деле он ходит сюда, ловить слова, удить бумажки? Но где же тогда он ночует? Можно ли здесь переночевать? Что это за место вообще? В одной из комнат я заметил два широких дивана.