Игра в имитацию - Эндрю Ходжес Страница 18

Большую часть времени они проводили, разгадывая коды и шифры. Одним из источников для этой идеи послужила, вероятнее всего, книга «Математические эссе и развлечения», которую Алан выбрал в качестве награды за конкурс в честь Кристофера Моркома и которая действительно вручалась целому поколению школьных призеров с момента ее появления в печати в 1892 году. Последняя глава книги повествовала о простых формах криптографии. Система шифра, которая больше остальных заинтересовала Алана, была отнюдь не математической. Он сделал дыроколом отверстия в полоске бумаги, а Виктору дал книгу. Бедному Виктору пришлось просмотреть всю книгу от корки до корки, чтобы наконец найти страницу, где в отверстиях на бумажной полоске появились буквы, составляющие фразу «ЕСТЬ ЛИ ПОЯС У ОРИОНА». К тому времени Алан уже привил Виктору свою страсть к астрономии и рассказал о многих других созвездиях. Также Алан научил его составлять «магические квадраты» (идея была позаимствована из «Математических эссе и развлечений») и играть в шахматы.

Случилось так, что семья Виктора также была связана с компанией электрического освещения под общей торговой маркой «Суон», поскольку его отец, Альфред Беуттелл, нажил небольшое состояние, запатентовав свое изобретение электрической лампочки с ленточным отражателем «Линолит» в 1901 году. Его изобретение изготовлялось под торговой маркой «Эдисон энд Суон», в то время как мистер Беуттелл, к тому времени вышедший из бизнеса его отца по торговле коврами, в дальнейшем участвовал в компании в качестве инженера-электрика. Он наслаждался роскошной жизнью вплоть до начала Первой мировой войны, участвуя в автомобильных гонках, занимаясь парусным спортом и успешно делая ставки в Монте-Карло.

Человек высокого роста и патриархального склада ума Альфред Беуттелл держал под контролем двух своих сыновей. Виктор был старшим. Характером Виктор пошел в свою мать, которая в 1926 году издала необычную книгу о пацифизме и спиритуализме. Он унаследовал от нее почти магическое очарование ясных глаз и привлекательную внешность от отца. В 1920-х Альфред Беуттелл возобновил свои исследования в области электрического освещения и в 1927 году получил патент на свое новое изобретение — «Система освещения отражающихся лучей». Она была разработана для равномерного освещения вывесок и плакатов.

Идея заключалась в том, чтобы поместить плакат под стеклянную коробку, передняя сторона которой изогнута таким образом, что отражает и равномерно рассеивает лучи света от источника сверху по всему изображению. (Без такой системы отражения нижняя часть плаката казалась более темной, чем верхняя). Основная задача состояла в том, чтобы найти необходимую форму искривления стеклянной коробки. Виктор рассказал об этой проблеме Алану, который неожиданно решил вопрос с углом искривления. Хотя Алан и не смог объяснить свое решение, оно сошлось с вычислениями Альфреда Беуттелла. Но Алан не остановился на достигнутом и обнаружил проблему, связанную с толщиной стекла, из-за которого могло возникнуть вторичное отражение света от стеклянной поверхности. Чтобы устранить ее, необходимо было изменить угол искривления «Системы освещения отражающихся лучей», которая вскоре начала применяться для фасадных рекламных вывесок. Первый контракт был заключен с крупнейшей в Великобритании компанией «Дж. Лайонс энд компании» по доставке продуктов.

Как и в случае работы с йодатами и сульфитами, Алана всегда интересовало в первую очередь те математические исследования, которые могли принести пользу на практике. Алану всегда нравились практические демонстрации действия научных изобретений, хотя ему не всегда они удавались.

В то же время в нем происходили некоторые изменения в отношении к «спортивной» религии Шерборнской школы, которая воспитывала в учениках презрение к телу. Алану хотелось развить в себе не только физическую силу, но и силу воли, однако и в том и в другом случае он сталкивался с трудностями, а именно с отсутствием координации и непринужденности самовыражения. Но к тому времени он уже узнал, исходя из личного опыта, что ему хорошо удается бегать. Виктор поддерживал его во всех начинаниях, и вскоре начал совершать пробежки вместе с Аланом, но его физическая подготовка была никудышной. Не пробежав и трех километров, он обычно кричал: «Это бесполезно, Тьюринг, мне нужно возвращаться», — после чего Алан продолжал бежать и вскоре обгонял друга на обратном пути.

Занятия бегом устраивали Алана во всех отношениях, поскольку не было необходимости в дополнительном спортивном снаряжении и общении с другими. Он не отличался ни выдающейся скоростью профессионального спринтера, ни особым изяществом движений, поскольку страдал плоскостопием, но вместе с тем он развил в себе необычайную выносливость и силу воли. Для Шерборна его успехи не значили ничего, кроме возможности назначить его (к удивлению Питера Хогга) форвардом в школьной команде. Но, как с неприкрытой долей восхищения заметил Кнуп и что было важно для самого Алана, он не был первым человеком умственного труда, который видел необходимость в развитии своей физической подготовки и получал чувство удовлетворения от работы над своей выносливостью в различных видах спорта, будь то бег, ходьба, велоспорт, альпинизм. Это была своего рода тоска по всему природному, что ему было так дорого в детстве.

В декабре он снова приехал на станцию Ватерлоо, чтобы отправиться в Кембридж. На этот раз он не стал навещать миссис Морком в ее студии. Вместо нее Алана встретили его мать и брат (уже служащий конторы солиситора в деловом квартале в центре Лондона), которым он высказал свое желание сходить в кино на фильм Говарда Хьюза о Королевских военно-воздушных силах «Ангелы ада». В Кембридже ему снова не удалось получить стипендию на обучение в Тринити-Колледже. Тем не менее его самоуверенность не осталась незамеченной, поскольку он был избран среди остальных кандидатов на получение стипендии во втором в его приоритетном списке колледжей — Кингз-Колледже. Алан стоял восьмым в списке стипендиантов на восемьдесят фунтов годовых.

Все поздравляли его с успехом. Но сам Алан не хотел останавливаться на достигнутом, ему было необходимо сделать нечто большее то, что не удалось сделать Кристоферу при жизни. Для человека с математическим складом ума и способностью решать задачи как с абстрактными понятиями и знаками, так и с предметами материального мира, стипендия в Кингз-Колледже была чем-то вроде чтения нот с листа или ремонта автомобиля — то, что казалось практичным и удовлетворяло основные требования, но не больше. Многие получили стипендии более высокого уровня и в более раннем возрасте. Весьма примечательными в этом отношении стали не слова преподавателей о его «гениальности», а рифмованное двустишие, которое Питер Хогг спел однажды на ужине:

А вот и наш великий Математик,

С Эйнштейном изучать готов он свет других галактик.

В течение двух следующих учебных семестров Алан бездействовал — так было принято. В условиях экономики 1931 года не существовало возможностей для временной подработки. К тому моменту он уже определился с выбором основного предмета для изучения в Кембриджском университете и предпочел математику остальным наукам. В феврале 1931 года он приобрел «Курс чистой математики» профессора Кембриджского университета Годфри Гарольда Харди, классический учебник, с которого начинали все выдающиеся математики. Затем он уже в третий раз сдал экзамены на свидетельство о полном среднем образовании, на этот раз отметив математику основной дисциплиной, и на этот раз получил превосходные результаты. Кроме того он снова подал заявку на конкурс имени Кристофера Моркома и снова выиграл его.