Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке?! - Дмитрий Соколов-Митрич Страница 18

Судя по последним заявлениям из Белого дома, следующей мишенью Америки, скорее всего, станет Иран. Джордж Буш, отвечая на вопрос о возможности силовой операции в Иране, заявил: «Никогда не говори "никогда"». Корреспонденты «Известий» побывали в Иране, чтобы своими глазами увидеть, как эта страна и ее жители готовятся к нападению США.

«Ой, баба!»

Эту фразу иранцы произносят с ударением на последнем слоге. Означать она может все, что угодно, – аналог русского «елы-палы». Наш соотечественник, который живет в Иране уже много лет, произнес: «Ой, баба!», притормозив на своем джипе возле тегеранского гаишника. Судя по интонации, это означало что-то вроде: «Эй, пацан, подойди-ка сюда, разговор есть!» Затем последовал вопрос, как проехать на улицу Муфате. Гаишник виновато пожал плечами: «Не знаю». Ответом ему снова было: «Ой, баба!», но на этот раз оно означало: «Ну что же ты, пацан! Какого же… ты тут стоишь, раз не можешь ответить на такой простой вопрос!»

Имени соотечественника не будем называть по двум причинам. Во-первых, он подъехал к гаишнику по встречной полосе. Во-вторых, был изрядно пьян, а в Иране даже пешком быть пьяным запрещается: сухой закон. Но ни первое, ни второе блюстителя порядка не смутило. Мы почему-то спокойно поехали дальше. И это было наше первое разочарование в кровавом иранском режиме.

– Расслабьтесь, – выговорил соотечественник. – Здесь такая же худосочная диктатурка, какая была у нас в начале восьмидесятых. Разница лишь в том, что вместо коммунизма ислам, а также нет дефицита и алкоголизма тоже нет, – наш собеседник снова приложился к бутылке с этикеткой «Smirnoff» и дал попробовать нам. Содержимое напомнило раннеперестроечный спирт «Royal». Такую водку в Тегеране всегда можно купить в армянском квартале. В течение нашей командировки нам не раз приходилось слышать, что время от времени подпольно выпивают около семидесяти процентов жителей Тегерана.

Это все, что успел сказать нам соотечественник. Далее его язык вышел из-под контроля. Еле-еле мы убедили нашего нового знакомого припарковаться, прежде чем он уснул. Припарковался он возле Министерства культуры и исламской ориентации. А мы пошли погулять по улицам города, но очень скоро нас арестовали.

Зеленый СССР

Исламская революция 1979 года – уникальное явление в мировой истории. Это была революция консерваторов. До нее в стране правил шах из династии Пехлеви, страна развивалась в русле европейской цивилизации. Вместе с тем у населения накапливалось недовольство правящей властью, которая, по всеобщему мнению, находилась под экономическим и культурным влиянием Америки. Именно идея освобождения от западной зависимости, прежде всего духовной, стала центральной идеей революции. Ее мозгом были религиозно мыслящие исламские интеллектуалы во главе с аятоллой Рухоллой Мусави Хомейни, который теперь занимает первое место в революционном пантеоне Ирана. Второе отведено человеку с похожей фамилией – Хаменеи, сменившему Хомейни после его смерти на посту духовного лидера Ирана. Третье – за главой светской власти, президентом Хатами. Он правит страной уже два срока, и эти восемь лет стали здесь своего рода периодом оттепели.

Почти забытый дух Советского Союза начинаешь чувствовать на улицах Тегерана уже через несколько минут. Отличаются только декорации. Вместо портретов Ленина-Маркса-Энгельса – на каждом углу Хомейни-Хаменеи-Хатами. Вместо «Никто не забыт и ничто не забыто!» – огромные плакаты с лицами шахидов ирано-иракской войны. Но главное сходство – в людях. Иранцы по-советски добродушны. Особенно по отношению к иностранцам. Их здесь любят не из корысти, а из любопытства. Через каждые пять минут на улице кто-то обязательно спрашивает: «Вы откуда? Из России?! А мы думали, из Германии». – «Почему из Германии?» – «Говорят, все русские очень большие, а вы так себе».

Из иностранцев здесь не принято любить только американцев и израильтян. Во всем Иране вы не увидите ни одного человека в галстуке – даже на телеэкране. Для иранца надеть галстук – все равно что для иранки снять хиджаб. Галстук – это символ Америки. На заборах очень много надписей про Америку. Особенно много – на заборе бывшего американского посольства, изгнанного в 1979 году, в дни исламской революции: «Долой Америку!», «Америка должна знать, что если она сунется к нам, то найдет здесь свой ад». Уснувший соотечественник, прежде чем напиться, рассказал нам, что видел на каком-то из тегеранских заборов надпись: «Мы с Америкой рядом даже ср…ть не сядем!» Собственно, ее он и хотел нам показать на улице Муфате, но не доехал.

Цены в Иране тоже советские: бензин на наши деньги – три рубля за литр, метро – два рубля, билет на авиарейс Тегеран-Бушер (тысяча километров) – тридцать пять долларов, в самом крутом ресторане Тегерана можно обожраться втроем на десять долларов. Окончательное сходство с советской Москвой придали Тегерану аномальные погодные явления этого года. Температура снизилась до минус трех, в городе выпало полтора метра снега. По такому случаю в школах отменили занятия, а государственные учреждения стали открываться на полтора часа позже. Иранцы научились лепить снеговиков. Их в городе теперь больше, чем полицейских.

Впрочем, то, что в Иране все-таки есть власть, мы почувствовали уже через полчаса нашей первой прогулки. Фотокорреспондент нечаянно сфотографировал здание Министерства обороны. Если бы нас тут же не арестовали, мы бы никогда и не подумали, что это оно и есть. Фасад военного ведомства шириной метров тридцать был зажат между двумя худосочными магазинчиками. Продержали нас два часа, проверили фотокамеру и отпустили. Кроме кадров со зданием министерства военные зачем-то стерли снимок памятника поэту и дипломату Грибоедову, которого почти два века назад в Тегеране растерзала толпа разъяренных иранцев за то, что он предоставил убежище двум армянкам из шахского гарема.

«Маркбар Омрико!»

Иранское Седьмое ноября называется Днем Двадцать второго бахмена. Это последний день Дахаэ Фаджр – десятидневного празднования очередной годовщины иранской революции. По всем каналам иранского ТВ в эти дни крутят хронику 1979 года: запруженные толпой улицы, баррикады, герои революции, одетые, как битники, – все это немного напоминает Париж 1960-х. Каждая хроника завершается показом победоносного возвращения аятоллы Хомейни из Франции двадцать второго бахмена 1357 года. С тех пор вот уже двадцать шесть лет иранский народ выходит в этот день на демонстрацию. В меру дружно. Наш переводчик Мохсен признался, что, если бы не мы, он ни за что не пошел бы на площадь Свободы. Надоело. Из года в год одно и то же. Мохсен не один такой. Если бы не Буш со своими заявлениями, то в этом году праздничная демонстрация могла бы стать и вовсе провальной: митинговать на морозе – дело нелегкое. Очередной День исламской революции спасло лишь желание иранской нации показать Бушу кузькину мать.

«МаркбарОмрико!!!», «МаркбарИсраиль!!!» – эти лозунги можно принять за что угодно. «Смерть Америке» и «Смерть Израилю» иранцы кричат так громко, что разобрать слова нереально. Под эти крики запруженный народом проспект Свободы длиной в несколько километров движется к главной площади страны (тоже Свободы). У многих в руках – чучела Буша. Такое впечатление, что далеко не все иранцы представляют себе, как выглядит американский президент. У одних он брюнет, у других – блондин, попадались даже Буши с усами. Но все как один – с галстуками. Без галстука был только белый осел с надписью «Буш», разукрашенный в цвета американского флага. К символу Демократической партии США этот осел, так же как и республиканец Буш, не имеет никакого отношения. Просто в Иране осел считается самым позорным животным.