Покидая Вавилон - Антон Евтушенко Страница 18

– А-аа, ты в этом смысле! – Кирилл крепко задумался. – Нельзя так бесцеремонно обращаться с истиной. Она будет мстить!

– Это как?

– Факты – от них никуда не деться. Это словно флюс: награда за терпеливость пациента, который не беспокоит стоматолога своим появлением из-за всяких мелочей. Истина лечится публичностью, обнародованием фактов. Всё то, что я узнал в последние два часа, никак не вяжется с действительностью, нарисованной мною в блоге. Выходит, я обманщик. Я обманываю себя, обманываю своих подписчиков. Это аудитория в 50 тысяч читателей. Всё население города Североморск, на секунду. Мирные протестующие… да чёрта с два. Сборище ультрас, которые не боятся замарать руки по локоть в крови. Первые шаги сделаны. И весьма успешно. И доказательства, вот же они – на руках. Видеозапись… и даже вещдоки. Господи, я так надеялся, что это не будет сценарием Южной Осетии, Югославии или Ближнего Востока… – Доменико скривил губы, и Кирилл усмотрел в этом свой смысл. – Впрочем, я понимаю, – скороговоркой добавил он, – понимаю. Конечно… ты вне политики.

– Моя мать, бабушка, они родом из Хорватии, – сказал он. – Я сам, значит, наполовину хорват. Мы жили на границе двух из шести союзных республик несуществующего ныне государства Югославия, близ местечка Илирска-Бистрица. Кровавая междоусобная война, в которой погибли десятки тысяч сербов, хорватов, а сотни тысяч оказались беженцами и вынуждены были покинуть родные места… мне всё знакомо. Я был там и видел своими глазами, как хорваты, объединившись вместе с мусульманами, воевали против сербов. И это называлось политикой. Мне было пятнадцать, когда началось военное противостояние. Наших учителей в школах заставляли подписывать "листы лояльности" новому временному правительству. Кто не соглашался, увольняли без раздумий. Из школьных программ очень быстро исчезали тексты по истории Сербии и Хорватии. Их заменяли агитационными брошюрами пришедших к власти этнонационалистов. Под запрет попало даже кириллическое письмо. Но, если бы всё ограничилось школьными репрессиями… Они минировали храмы, оскверняли могилы, арестовывали священников. Если это и есть политика, то я вне игры.

– По-твоему, сербские нацисты сильно отличаются от украинских? – выстрелил вопросом Кирилл. – Как можно, пережив подобное, защищать таких, как Гришин?

– Кирилл, мне кажется, зомбирование народа путём акций устрашения, насилия опасны только тогда, когда они зацепят наши внутренние ценности. Такая подмена действенная. Если этого не произойдёт, ничего они не смогут сделать, сколько б ни старались. Такие manipolatori всегда заботятся о личной выгоде, а преподносят всё в ином свете. Они не говорят о своих интересах, они говорят о ваших. Но мы сами передвигаем ноги по земле, сами двигаем руками и сами шевелим извилинами своих мозгов. Всегда и в любой ситуации последнее слово за тобой…

– Это похоже на мантру! – Кирилл заиграл желваками, стараясь неумело скрыть подступающую злость. – Наверно, если её шептать тысячу раз, то что-нибудь да выйдет.

– Почему?

– Потому! – Кирилл задохнулся. – Разобщенные, натасканные и озлоблённые друг на друга склочностью, интриганством, ненужной грызнёй; вялые и апатичные до разжижения мозга, реагирующие исключительно на собственные раздражители… что мы можем противопоставить, когда в наши головы полетят камни? Знаешь, когда на твоих глазах совершается геноцид по отношению к твоей семье, к твоему народу, сложно не зацепить внутренние ценности!

Доменико молчал. Он надолго задумался, словно решал для себя наиважнейшую и наисложнейшую задачу.

– Ты прав, – наконец вымолвил он. – Если позволишь, я расскажу тебе одну историю. До этого я никому её не рассказывал. Это даже не история, это та самая мантра, которую я прокручиваю в голове изо дня в день в надежде, что когда-нибудь случится чудо, и я поверю, что на земле есть место не только идолам, но и идеалам, и умирать за них совсем не обязательно… – он помолчал, но Кирилл лишь кивнул головой и тогда Доменико, собравшись с духом, стал медленно говорить слова: – Эта история началась в узких стенах неаполитанской тюрьмы, с заключённого по имени Томмазо Кампанелла…