Проигрыш - дело техники - Сантьяго Гамбоа Страница 18

И осталась бы таковой, если бы ключ к разгадке не предоставила Валери Нейер, молодая журналистка из газеты «Суар-де-Монреаль». «Серебряный мальчик» — так окрестила его пресса и называла на протяжении восьми месяцев неизвестности — был родом из Швейцарии, и звали его Карл Асперн. За семь лет до описываемых событий он вместе со своими родителями попал в авиакатастрофу. Легкий самолет, на котором они летели, рухнул в районе северных озер. Считалось, что все трое погибли, но, по утверждению журналистки, Карлу удалось выбраться на снег прежде, чем самолет взорвался, и его замерзший труп отлично сохранился. В течение семи лет бурные ветра мало-помалу подталкивали мертвое тело, пока оно не скатилось в небольшую речушку, а та, нырнув под землю, вынесла его на поверхность совсем в другом месте. Так, спустя годы, труп очутился поблизости от Доллартона. Фотографии Карла Асперна, присланные его родственниками из Цюриха, совпадали с внешностью «серебряного мальчика». Журналистка также отыскала регистрационный журнал с записью об авиакатастрофе, в которой погибли его родители. В итоге она доказала, что за семь лет труп Карла переместился на расстояние в 978 километров!

Поодаль на столе секретарши зазвонил телефон, и пронзительный звук болезненно отозвался в голове у Силанпы.

— Силанпа, вас, на второй линии!

На нетвердых ногах он подошел к аппарату — может, это Моника?

— Алло.

— Эступиньян на проводе. Куда вы запропастились? Докладываю: прошлой ночью возобновил контакт с грузоперевозчиком Лотарио Абучихой. Договорился о нашей встрече с ним на сегодня, в шесть вечера, в бильярдной «Каракас».

— Есть что-то новое?

— Он обещал мне подробно рассказать о том рейсе в Чоконту.

— Тогда до встречи!

В заднице так болело, что страшно было идти в туалет, а стоило сосредоточить на чем-либо взгляд, пол начинал качаться под ногами.

Силанпа спустился в кафетерий.

— Почи, у вас не найдется таблеточки алка-зельтцер подлечиться?

— Конечно, дон Виктор, а что с вами, головка бо-бо?

— Еще как бо-бо, Почи, а все потому, что к ней подвесили здоровенные, тяжеленные рога — можешь такое вообразить?

— Неужели?

— Не то чтобы это имело какое-то огромное значение, но голова болит!

— Подождите-ка секундочку! — Почи подошел к кухонной плите, зачерпнул что-то половником из кастрюли и налил в тарелку. — Сначала откушайте мясного бульончика, а потом примете алка-зельтцер. Отходняк сразу пройдет, сами увидите!

Силанпа написал еще две полицейские заметки по сообщениям телеграфного агентства Колпренса, сдал все три странички в номер и отправился ловить такси до Седьмой карреры.

Дома на автоответчике его ждали четыре сообщения от Моники. Силанпа нажал кнопку воспроизведения и сел на диван с открытой банкой «клаусена».

«Виктор, вчерашнее имеет свое объяснение. Позвонишь мне часов в двенадцать? Чао». Затем: «Двенадцать прошло, а ты не позвонил. Показываешь характер? Звонила в редакцию, сказали, тебя нет. Я буду в лаборатории до двух. Позвони мне. Нам есть о чем поговорить». Запись продолжала прокручиваться. «Уже пять минут третьего. Ухожу в консультацию на прием к Лорене. Буду дома примерно в половине четвертого. Надеюсь, ты со мной свяжешься. Приветик». И наконец: «Я дома. На автоответчике куча сообщений, но от тебя нет ни одного. Ты что же, так и не позвонишь мне? Буду сидеть дома и ждать твоего звонка. Хотелось бы увидеть тебя сегодня вечером и все обсудить. Я уже поняла, что у тебя есть характер. Чао».

Силанпа закурил и допил пиво из банки. Голос Моники все еще звучал у него в мозгу. Его глаза увлажнились при мысли, что он сам во всем виноват — всегда опаздывал, оставлял ее одну. Но звонить не хотелось: боялся, что в итоге завяжется многочасовой мелочный спор, который ни к чему не приведет, так лучше не начинать; молчание для него сейчас — самое верное оружие. Силанпа обернулся к муньеке — ее лицо показалось ему бледнее обычного. Он поднял ей челку, чтобы посмотреть в глаза, и сказал:

— Знаю-знаю, ты мне это уже говорила: я трус и засранец! — Потом посмотрел на часы и спустился на автостоянку перед домом.

Входную дверь бильярдной «Каракас», что на углу 57-й улицы, с одной стороны подпирал лоток с хотдогами, а с другой сигаретный. Силанпа поспешно проскользнул между ними.

— Опаздываете, сеньор журналист! — Эступиньян блеснул на него глазами сквозь конус света от лампы над бильярдным столом.

— Пробки повсюду… — пробормотал в свое оправдание Силанпа, протягивая руку Лотарио Абучихе. — Рад новой встрече!

— Я тоже. Эмир, то есть, вернее, детектив Эступиньян объяснил мне, кто вы оба есть на самом деле. Крутая у вас работенка, однако! Даже приходится пользоваться вымышленными именами, прямо, как Бэтман и Робин!

— Да, более или менее… — неопределенно промычал Эступиньян с другого края стола и обратился к Силанпе: — Сеньор журналист, кабальеро Абучиха ознакомился с вашими публикациями по делу убитого на Сисге, я посвятил его в суть происходящего, и потому он сейчас здесь, с нами. И это правильно, не так ли? Потому что в таких делах, как я уже ему объяснил, лучше оставаться на стороне закона.

— Я человек честный, сеньор журналист!

— Расскажите-ка нам все, как было.

— Ну, вы уже знаете, что я зарабатываю на жизнь, перевозя на заказ грузы на своей колымаге. Если вам потребуется отправить что-нибудь тяжелое в Нейву, Вильяо, Кукуту — обращайтесь к Лотарио. Надо доставить фрукты из Онды в Боготу — опять Лотарио. В остальное время стою на приколе на 58-ой возле перекрестка с Каракас в ожидании заказов на перевозку, скажем, мебели или, к примеру, почтовых посылок. Многие из тех, кто уже пользовался моими услугами, теперь обращаются только ко мне, будь то доставка домой из мебельного магазина нового приобретения или рейс до Палокемао, а то и вообще переезд на новую квартиру.

— Хорошо, друг Лотарио, давайте опустим эти подробности и расскажем сеньору журналисту об известных вам фактах, — попросил Эступиньян, намеливая кий.

Абучиха присел возле окна, закурил сигарету «насьональ» с фильтром, выпустил клуб дыма и после многозначительной паузы приступил к рассказу.

— Вечером десятого октября я, как обычно, находился на своем рабочем месте на пятьдесят восьмой в десяти метрах от пересечения с Каракас. Стою я, ем здоровенный апельсин и перекидываюсь анекдотами с другим водилой, Пуэрко Эспином, только у него «шевроле». Тут подходит к нам прилично одетая сеньора, отзывает меня в сторонку и культурно так интересуется: «Вы работаете за пределами Боготы?» Я говорю — конечно, где угодно и когда угодно, поскольку, да будет вам известно, сеньор газетный писатель и сеньор детектив, работа грузоперевозчика такая, что особо не закапризничаешь. Если ты везти не возьмешься, то возьмется другой, и в подтверждение моих слов, обратите внимание, пока я разговаривал с сеньорой, которая, кстати сказать, дамочка была вся из себя, Пуэрко Эспин изо всех сил вытягивал шею, чтобы разнюхать, не обломится ли и ему чего-нибудь. Я тогда еще подумал про себя, мол, этот проныра только прикидывается, что разглядывает попку у дамочки, поскольку ничего в этом нет странного и неестественного, а на самом деле подслушивает и дожидается момента, чтобы броситься к ней с воплями — я, я повезу! Нет, сеньор, сказал я себе, и принял предложение дамочки, даже не назначив цену, только спросил: «А когда ехать?» Она повернулась, бросила через плечо: «Работать будете сегодня ночью, поезжайте за мной!» — А сама села в «мицубиси» с частным номером, и мне пришлось следовать за ней до самой автостоянки «Унисентро». Больше я ее не видел, потому что, когда проезжал между рядами припаркованных автомобилей, появился незнакомый сеньор и, подняв руку, велел мне остановиться. Потом сказал, чтобы я отправлялся в Тунху, дал схему города и объяснил, как доехать до торгового центра. Там, мол, меня встретят на заправочной станции. Потом заявил дословно следующее: «Желаю удачи и доброго пути. И знайте, дело, которое вам поручается, не содержит ничего противозаконного или опасного, зато очень важное!» После этого вручил толстенький бумажный конверт со ста тысячами песо. У меня в горле пересохло, и чуть, извиняюсь, член не встал при виде такой уймы денег. И тогда сеньор сказал мне вот что: «По прибытии в Тунху вам вручат второй конвертик и груз. Поезжайте спокойно, там вас все объяснят!» Я домчался до места без единой остановки, всю дорогу думая о Лупе, девушке из бара «Лолита», от которой я тащусь. Приехал в Тунху в одиннадцать вечера, прикатил на указанную автостоянку — никто меня не встречает. Двигатель глушить не стал, подождал немного — по-прежнему никого. Вырубил движок. Ну ладно, думаю, раз они отвалили мне такую кучу денег, значит, им это надо. Рано или поздно кто-нибудь да объявится. Так и случилось; минут через пять кто-то тихонько стукнул по стеклу — я даже вздрогнул от неожиданности. Смотрю — пожилой сеньор, показывает мне на гараж и говорит: «Поставьте грузовичок вон туда». Ворота отворились, я загнал внутрь свою колымагу и вышел из кабины. Подошел старик и повел меня в магазинчик возле торгового центра, приговаривая, что я, мол, устал и, наверное, хочу подкрепиться, попить чего-нибудь, а еще лучше перекусить. Я только тогда сообразил, что за все время съел только тот здоровенный апельсин, и согласился. А когда мы вернулись в гараж, я совершенно обалдел, потому что моя машина стояла со снятым тентом. А сеньор и говорит: спокойно, мол, сейчас будем ее загружать. И еще добавил: «До самой Чоконты в кузове будет ехать парень и охранять груз». Я не удержался и переспросил: «До Чоконты?» — а сам подумал: почему они не наняли кого-нибудь из местных перевозчиков? Но тут же вспомнил про конверт и ляжки Лупе, член у меня опять начал подниматься, и я стал на все согласный. Мне дали еще денег, целых пятьдесят тысяч, объяснили, как проехать на зернохранилище, куда вы уже и сами наведались, и тронулся в путь. Когда прибыл на место, все повторилось: загнал машину в гараж, мне велели вылезти, угостили кофе с могольей чичарроной и с благодарностью вручили последний конвертик. И чао, на этом точка, потому что после этого я сразу завалился в «Лолиту» к Лупе, а что там было, я уж вам не расскажу!